он вспомнил этот гадский голос – понял, что сгорел полностью. Дотла.
– Позвольте чемоданчик, – сказал второй. И его голос тоже узнал Кирюхин. Значит, достали. – Я – следователь Генеральной прокуратуры Сергей Львович Карамышев, вот мое удостоверение. Эти товарищи – сотрудники Московского уголовного розыска. Вы можете сделать заявление, выдать спрятанную валюту, наркотики, если имеются, и тем несколько облегчить свою будущую судьбу. Если у вас нет такого желания, мы произведем вскрытие ваших вещей, личный досмотр, и тогда вся найденная контрабанда будет поставлена вам в вину. В своей машине вы ничего не оставили? Никаких там взрывных устройств нет? А то ведь ваш брат и на такое способен.
– Я не знаю, в чем причина моего задержания, – сказал Игорь, – но заявляю сразу, что мне нечего бояться. Ну взял немного валюты, чтоб на отдыхе не чувствовать себя жлобом, экономящим каждую копейку. Выдам, фиг с вами. А больше мне скрывать нечего. В моих интересах говорить правду. Только чистую правду. Можете так прямо и записать в своем протоколе.
– Что может быть лучше? – весело сказал светловолосый оперативник из МУРа. – Значит, сегодня у нас будет впервые в жизни день без вранья. Как написала когда-то одна симпатичная писательница.
Глава пятнадцатая
Пауки
Синий, говорили Турецкому, скрежетал своими стальными зубами, слушая на очной ставке показания подельников, которые, словно сговорившись, дружно и без зазрения совести топили его, определив ему с ходу роль «паровоза». Все, начиная от Хмыря с Кирюхой и кончая гаденышем Шишкой, показания которого подтвердил этот сука-криминалист. Ну уж если с ним, с «законником», так обошлись, то не видел и Грызлов причины жалеть ссучившихся своих товарищей, доподлинно зная грехи каждого и прикидывая, на какие срока они потянут. И он, наслушавшись обвинений в свой адрес, естественно спасая собственную шкуру, начинал по-своему трактовать эти показания.
Видимо, по логике вещей он учел еще одно обстоятельство, которое не преминул обернуть в свою пользу. Оказалось, всесильный банкир Авдеев не так уж и всемогущ, как рисовал в своем воображении и убеждал окружающих. Во всяком случае, сынишку-то никак не может вытащить из крытки, как ни стараются его адвокаты и дружки из-за кремлевских стен. Припухает Серега, в полную отрицаловку уходит, причем категорически отметает даже очевидное. Вместе с тем, как наверняка отметил для себя Синий, никаких поползновений со стороны Олега Никифоровича, чтобы хоть как-то облегчить судьбу вора в законе, не было. Либо забыл уже дружка-помощника, либо использовал сложившуюся ситуацию, чтоб окончательно избавиться от такого компрометирующего знакомства. Одним словом, отказался.
Значит, и Синий по отношению к нему тоже не имеет обязательств.
Последнее и проявилось в тех осторожных показаниях, которые, в силу необходимости, вынужден был делать Алексей Грызлов. Это было заметно и по тону, и по фактуре, которую скупыми порциями начал выдавать матерый уголовник. Неважно, что понемногу, важнее, что начал, а когда поневоле сдвинешься с мертвой точки, дальше само пойдет. Это прекрасно понимали Турецкий и все остальные члены его группы.
А еще они видели, что практически все без исключения арестованные по двум делам об убийствах являются в той или иной степени исполнителями, но никак не мозговым центром, вынесшим решение о ликвидации что Силина, что Шацкого. И все нити теперь уже определенно сходились к Олегу Никифоровичу Авдееву. Вот его-то и надо было теперь брать сначала в оперативную разработку, а затем и арестовать.
Но... получалось так, что все, начиная от щербинской братвы и кончая адвокатами, которые явились, чтобы принять на себя защиту задержанных на кладбище, действовали как бы от имени и по поручению господина банкира – его имя, разумеется, не было произнесено, но определенно подразумевалось – и вели себя с решительной наглостью. Требовали свиданий с задержанными одни и немедленного предоставления адвокатских услуг другие. И все вместе абсолютно «не знали» и даже «не догадывались» о причинах задержания. Оружие и наркота в расчет не принимались, будто на них вообще не распространялся Уголовный кодекс. Балуются ребятки, а кто нынче без греха? Если кому и делают нехорошо, то лишь самим себе, а значит, и спасать их надо, а не держать за решеткой.
Ничего нового. Братва, прикрытая крепкой «крышей» из высшего эшелона власти, никого не боялась и имела свои понятия о мерах пресечения. Именно понятия, закон тут и не ночевал.
Но самое любопытное заключалось в том, что среди требований адвокатов Алексей Грызлов даже и не упоминался. Будто и не было его совсем. Или был, но вопрос с ним решен окончательно и не в его пользу. Тоже, кстати, аргумент, который может быть с успехом использован при давлении на Синего: пусть не обольщается, никто не собирается стоять за него горой. Продали, суки, своего же!
Александр Борисович, стараясь не терять времени даром, запустил через Грязнова агентуру в дальнее пока окружение господина неизвестно где пребывающего банкира. И главную роль здесь играл ведущий оперативный кадр Дениса Грязнова – Алексей Петрович Кротов. Его действия Грязнов имел все основания оплачивать из своего фонда на оперативные цели.
По информации Кротова выходило так, что Авдеев-старший наверняка находится в Москве или ее ближайших окрестностях, например в Успенском, в своей вилле, больше напоминающей замок. И никуда, несмотря на уверения его секретариата, он не отбывал и не собирался. Но в банке настойчиво утверждали, что связи с ним, кроме телефонной, нет, а беспокоить не положено. Когда ему потребуется, он сам позвонит и даст указание.
Значит, у Турецкого оставался лишь один вариант, причем собственный: отловить Льва Георгиевича Семихатько. Тот инициативы не проявлял, да ему это и не нужно. Ехать к нему домой нельзя, любая нечаянная засветка может стоить юрисконсульту жизни, а примеры того, как без особых раздумий избавлялся господин банкир от помех в своих делах, показывают тягостные финалы Силина и Шацкого.
Была у Александра Борисовича зацепка относительно мадам Силиной, тем более в свете последних показаний о ее похищении, изнасиловании и всем остальном, связанным с этим делом, но... требовалась полная уверенность в том, что она решится помочь следствию. А вот такой уверенности как раз у Турецкого и не было. И чем этот мерзавец привязал ее к себе? Но ведь привязал, если судить по ее звонку Татьяне...
В любом случае нужен Семихатько, решил Александр Борисович и начал действовать.
Главный юрисконсульт наивно надеялся, что встреча его со старшим следователем из Генпрокуратуры носила одноразовый характер: тот узнал, что хотел, и отстал со своими вопросами. Поэтому его чрезвычайно озаботил телефонный звонок из Управления по безопасности дорожного движения.
– Лев Георгиевич? Извините, что вынуждены снова побеспокоить вас. Это из Управления с Садовой- Самотечной. По поводу недавнего происшествия, в котором вы оказались случайным свидетелем. Возникли, понимаете ли, некоторые сложности, мы бы не стали вас беспокоить, но вы, помнится, обещали при нужде оказать содействие. В этой связи хотелось бы попросить вас подъехать в ближайшие час-два к нам в управление, пропуск вам выписан, а само дело не займет много времени. Можно рассчитывать на вашу помощь?
Последний вопрос прозвучал со скрытой угрозой. Семихатько решил, что если его телефон и поставлен на прослушку, то данный текст опасности не представляет, поэтому помычал в раздумье в трубку, покашлял и согласился. Но ненадолго, а то много срочной работы.
На четвертом этаже, где размещались сотрудники милиции, занимавшиеся розыском похищенных автомобилей, в маленьком, тесном кабинетике Льва Георгиевича встретил улыбающийся холодно Турецкий. Предложил садиться. И эта его вежливая холодность как-то очень неприятно резанула Семихатько. Вот и надейся, что про тебя забыли! Как же, как же...
– Расскажите, какие заботы заставили вашего банкира срочно вызвать вас к себе? Где он в настоящее время и чем занимается? Наш разговор, если вы правильно поняли мои вопросы, много времени у вас, Лев Георгиевич, не отнимет. Слушаю.
Тон, каким было сказано, убедил Семихатько без всяких дополнительных разъяснений в том, что он, образно говоря, находится под плотным колпаком у следователя. Значит, следили, знают, куда его возили, неизвестно лишь – с какой целью. А вот этот, последний, вопрос и был самым важным. Как и самым опасным.
Не стал говорить Семихатько о тех документах, которые были им изъяты из банковской информации и
