Денис Грязнов. 26 июня
— Э-э-э! Какой шпионаж, какой шантаж, что за бред! Нам кино некогда смотреть, мы эти дела про Штирлица с детства не помним! — Муха был восхитительно грозен и оскорблен в лучших традициях. Брови он нахмурил, губы выпятил, темные глаза вылупил вплоть до угрозы выпадения из орбит и в целом более всего напоминал сейчас рассерженную обезьянку. Ратников тоже отреагировал сообразно образу. Он погрузился в каменное молчание, плечи его, однако, скорбно опустились, и стало ясно, что в амплуа попранной добродетели ему равных нет. Денис, от природы не склонный к меланхолии, в эту патетическую минуту откровенно забавлялся, Дудинцева же глупые детские запирательства просто-таки бесили: ведь все равно же сейчас все расскажут, и тем легче расскажут, что знают, что ничего им не сделают, так чего кочевряжиться? И он, сдерживая раздражение (направленное в том числе на Грязнова, который мог бы и не демонстрировать всем желающим безмятежную улыбочку), сказал:
— Нет, я все, конечно, понимаю, вы ни у кого денег не вымогали, с ножом к горлу не приставали и шифровок по радио не передавали. Все это замечательно. Но вы мне вот что объясните. У вас что же, ни разу даже подозрения не возникло, даже догадки, зачем у вас этот хитрый приборчик покупают злые дяди с большими деньгами?
Судя по всему, Ратников полностью предоставил право отвечать своему партнеру. И Муха этим правом пользовался чуть ли не с удовольствием, засыпая присутствующих потоками гнева, досады, жалоб и оправданий:
— Слушайте, вы! Да какое мне дело до того, зачем там кому нужен этот проклятый прибор? Я вам еще раз повторяю, может, вы с первого раза не поняли. Мы с Аркадием занимаемся электроникой, понимаете? Повторяю по слогам: э-лек-тро-ни-кой! Наше дело — схемки рисовать, проводочки протягивать, пимпочки придумывать, чтобы лампочки горели и музычка играла. Все! Что там дальше с этими пимпочками- лампочками станут делать — нам глубоко по барабану!
Момент паузы, когда вошедший в раж Муха переводил дыхание, Грязнов выбрал для избитого, но зато, как правило, эффективного приема, которым иногда приходилось окорачивать зарвавшихся клиентов. Он медленно поднялся, вплотную подошел к истеричному «жуку», которому теперь приходилось смотреть на Дениса снизу вверх, задрав голову, и сказал очень тихо и очень отчетливо:
— Вы, уважаемый, может быть, не совсем отдаете себе отчет, где и почему находитесь. Мы с вами не на базаре и не в женской парикмахерской. Вы тон свой хамский оставьте для ваших клиентов-бандитов, а с представителями власти потрудитесь быть повежливей. Не раскачивайтесь так на стуле, не ровен час, ножка подвернется, давно не падали?
Все это было ни к чему, так, маленькая забава плюс пять секунд производственной гимнастики: все же встать пришлось, пройтись и постоять возле этого вспотевшего юродивого. Тем не менее за это время Кирилл Дудинцев успел немного передохнуть, перевести дыхание и справиться наконец с раздражением.
Пора было, однако, сменить тему. Вернее, ее конкретизировать. И следующий вопрос задал Денис. С Дудинцевым они предварительно обо всем договорились: подполковник на удивление легко позволил ему поговорить с «жуками» о «своем», видимо, понимая, что на допрос к следователю Дениса никто не пустит и что, оправившись от первого испуга, электронщики вообще не станут разговаривать с «частником», не имеющим официальных полномочий.
Обращался Денис, скорее, к Ратникову, по-прежнему сидевшему молча, в то время как Муха сверкал глазами в сторону Грязнова, подобно театральному злодею. Денис медленно, четко произнося слова, сказал:
— Игорь Минчев. Бизнесмен Игорь Минчев. Это имя вам о чем-нибудь говорит?
И Ратников, и Муха почти синхронно покачали головами. Конечно, правды не узнаешь, но, во всяком случае, Денис не заметил никаких внешних признаков узнавания. Никаких искорок в глазах, никакого многозначительного обмена взглядами и уж, конечно, никаких дрожащих рук. Имя Игоря Минчева они, похоже, действительно слышали впервые.
— Хорошо. Тогда я уточню. Может быть, не звучали имена, но вы слышали о такой истории: некий бизнесмен покончил с собой. А покончил он с собой, потому что разорился. А разорился он благодаря вашим приборам. Этот случай как-нибудь стал уже вам известен?
Опять синхронное отрицание. А Муха, продолжающий усиленно демонстрировать свою эмоциональность и восприимчивость, еще и бормочет толстыми губами:
— Мы что теперь, в каждом самостреле обвиняться будем? Нашли убийц, засудить некого?
Денис гнул свою линию, в отличие от подполковника Дудинцева не испытывая ни малейшего раздражения. Он достал клочок бумаги с записанными на нем цифрами:
— Я вам покажу сейчас номер мобильного телефона. Вы внимательно посмотрите и скажете, просил ли вас кто-нибудь отслеживать какую-либо информацию, поступающую на этот номер или исходящую от него. Возможно, этот номер просто покажется вам знакомым.
Муха, кажется, многое мог бы сказать, во всяком случае, губы его шевелились крайне выразительно. Даже Ратников явно припоминал в данный момент что-то, что мог бы сказать приставучему детективу. Однако вспоминали они явно не факты, относящиеся к номеру мобильника, лежащему перед ними. Они вспоминали просто слова, Денис эти слова прекрасно знал и неоднократно их использовал по делу и без дела. Тем не менее в данный момент он предпочел бы с этими словами дела не иметь и поэтому незамедлительно повторил вопрос и на всякий случай отчетливо произнес цифры номера вслух (кто их знает, может, они этот телефон только слышали, им его называли, а записанным на бумаге они его не идентифицируют), однако Ратников с Мухой только мотали головой и молчаливый Ратников даже произнес:
— Впервые видим.
Дудинцев поднялся из-за стола и подошел к окну, закурил, снова включил кофеварку. Денис явственно услышал бурчание Валеры: «Глушат этот кофе, как психи, наш кофе, наш сахар, наши кружки, даже в голову не придет, что мы, может, тоже хотим…»
— Денис, подойди-ка на секунду, — попросил подполковник.
Грязнов и сам был рад хоть на пару минут прерваться: упорное тупое сопротивление титанов электронных развлечений уже стало ему надоедать. Он подошел к окну, а Дудинцев, врубив Земфиру на всю катушку, наклонился к самому его уху:
— Денис, так они не скажут. Ты даже вопросы им так и такие задаешь, что на них отвечать — себе дороже. Я им тоже не верю, я чувствую, что ты прав и этот твой Игорь Минчев, возможно, как-то тут завязан, хотя они хорошо держатся. Но им грозить нашими мерами бесполезно, они ведь штрафом отделаются и заживут, как раньше. Только более осторожно, чем раньше. И они это сами прекрасно понимают. Вот если бы чем-то другим можно было им пригрозить…
Денис секунду смотрел на Дудинцева, не очень понимая, чем именно следует грозить Мухе и Ратникову. Но наконец понял. Заулыбался и отправился обратно к столу, где томились ожиданием «жуки». Взгляд Мухи не отрывался от кофеварки, и жалостливый Грязнов решил через пять — десять минут все-таки налить кофе измученному Валере. Но этот кофе еще надо было заслужить, поэтому он спокойно сказал:
— А знаете, парни, я тут тоже придумал одну штуку. Не электронную, конечно, куда мне… Так, чисто техническую. Уже знаю людей, которые мне будут благодарны. Может, даже денег дадут плюс почет у благодарных потомков. Я вас, ребята, сдать решил. Есть, понимаете, куча стоящих мужиков, у них дела погорели из-за ваших хитроумных машинок. Они ко мне приходят, говорят: так, мол, и так, бизнес лопается, строили мы, строили, откуда конкуренты узнают — мы уже знаем, но нам бы этих найти, которые приборчик продают… И вот приду я к этим большим серьезным людям и скажу: нашел я их, ребят этих, которые приборчик придумали и продают. И все. Сдам вас. Денег заработаю. А то из-за вас моим клиентам со мной расплачиваться нечем. Нет, Валера, ты не бросай тоскливых взглядов на подполковника Дудинцева. Ему тоже обидно, что тебя законным путем прищучить не выйдет. А так — никто не внакладе и никому не обидно. И я, Валера, не шучу.
Что-то такое в лице и интонациях Дениса убедило «жуков»: на этот раз он не шутит. Он их
