чужих вещах. Он будто бы сошел с экрана компьютера – настолько нереально все это выглядело.
– Чего уставились? – вдруг повернулась к ним черная голова без рта, с прорезями на месте глаз.
И в мальчишек уперлось вороненое дуло настоящего «калашникова». Глаза мальчишек стали больше чайных блюдечек.
– Пах-пах-пах-пах! – вдруг дрогнул автомат, выплевывая в них невидимую очередь.
С криком перепуганные мальчишки кинулись бежать из квартиры.
Солдат смачно рассмеялся и повернулся к Леше:
– А ты чего же, не боишься?
Он легко перехватил мальчика и бросил его на кровать.
– Не рыпайся, пацан, а то...
Он приставил дуло автомата к голове мальчика и произнес:
– Паф! И мозги по стенке...
У Леши затряслись губы. Он сжался в комок, забился в самый угол кровати, загородился подушкой и смотрел оттуда, как обыскивают его комнату.
Камуфляжник уселся на стул перед компьютером, поставил автомат между ног и стал перебирать лежавшие на столе компакт-диски. Те, что ему нравились, он прятал в нагрудный карман куртки, остальное вытряхивал из коробок на пол и давил каблуком тяжелого ботинка.
– Так, что мы здесь обнаружили? – доносился до Леши из прихожей голос офицера, который заправлял обыском. – Оператор, камера готова? Снимай. Во время обыска на квартире полковника Трегубова в тайнике под ванной был обнаружен склад боеприпасов в виде боевых патронов, пистолета «макарова» и одной ручной гранаты РГД-5... Покажи крупнее патроны. А также в шкафу в спальне была обнаружена картонная коробка от обуви... открывай коробку... с большой суммой иностранной валюты внутри. Достань пару пачек, поднеси к камере поближе. Понятые где? Ага, вот... Разложи валюту на столе. Веером, веером, вот так, чтобы видно было... Все видят. Возьми покрупнее... Подписывайте протокол обыска. Так... Дальше. В ящиках обнаружено большое количество ювелирных изделий...
– Мой папа всех вас посадит, – едва слышно прошептал Леша, вытирая слезы углом подушки. – И тебя тоже.
Камуфляжник поднял голову.
– Твоему папаше кранты, – спокойно сказал он, проводя ребром руки под подбородком. – Ты его больше не увидишь, сопляк.
Референт губернатора – смачная двадцатисемилетняя блондинка с розовыми накладными ногтями, получившая свою должность за безупречное знание немецкого языка и умение красиво, покачивая бедрами, ходить на высоких каблуках, – стояла возле длинного стола и со скучающим видом рассматривала картину, висящую на стене за спинкой губернаторского кресла.
В соответствии с лучшими традициями соцреализма на картине был изображен хозяин кабинета – Анатолий Францевич Шварц – плечом к плечу с президентом России. Оба они – губернатор и президент – стояли на высоком берегу реки и любовались Сибирской ГЭС и косым журавлиным клином, пересекающим небо в том направлении, куда указывала губернаторская длань. Тот факт, что в действительности президент государства никогда не бывал в Сибирской губернии и тем более не любовался на пару с губернатором мощными турбинами гидроэлектростанции, ничуть не смущал ни автора живописного полотна, ни хозяина кабинета.
Смущало другое – изображение Президента России морально устарело, и на холст само собой просилось новое, молодое лицо.
– Может, все-таки лучше новую нарисовать? – размышлял вслух Анатолий Францевич, также устремив взор на шедевр местного придворного живописца.
Секретарша всем своим видом выражала полную готовность поддержать любую точку зрения, которую одобрит шеф. Живописец скромно держался в стороне. От его сапог на паркете растеклась грязная лужа. Художник мял в руках лохматый татарский малахай и всей душой надеялся на новый заказ.
– Пожалуй, лучше новую, – рассуждал Шварц. – Хотя... если только лицо перерисовать и фигуру немножко подправить, то и эта сойдет.
– Немножко не получится, – вставил художник, – телосложение отличается сильно.
– Да? – Наклонив голову, Шварц изучал картину. – Что ж, тогда, пожалуй, новую...
– Лучше подождите, – советовала секретарша. – А то мало ли? Сами знаете, где живем. В такой стране все может произойти.
– Да-да, это точно, это точно, – задумчиво подтвердил губернатор. – Любая неожиданность, любое западло... Напишем, деньги потратим, а потом раз, и опять что-то случится... Так портретов не напасешься. Может, получится? Если только одно лицо изменить? Нет, не получится, теперешний ниже ростом и морда у него узкая. Если тонко так подмалевать, с этой стороны убрать, березки подрисовать, облаком закрыть. Васькин, ты как считаешь? Можно только одну фигуру перерисовать, а все остальное оставить как есть?
– Можно все испортить, – обиженно гудел художник, – реализм пропадет. Придется фигуру менять, пейзаж дописывать, кое-что передвигать... Может не получиться. Будет не слишком эффектно. Надо подумать...
– Думай, – разрешил губернатор и резко поменял тему разговора: – А что Трегубова? Все еще сидит?
– Сидит, Анатолий Францевич, – подтвердила секретарша.
– Ты сказала, что меня нет?
– Сказала.
– Что сегодня приема нет?
– Да.
– Говорила, что я завтра ее с утра приму?
– Говорила, Анатолий Францевич.
– А что в областную думу срочно еду?
– Все равно сидит.
– Черт! Вот настырная баба, – с досадой покачал головой губернатор.
Секретарша изобразила на своем лице полное понимание чувств высокого начальства.
– Всю неделю ходит, как на работу, – подтвердила она. – Лучше бы по адвокатам бегала. Они ей сейчас больше нужны... Вот, кстати, – доставая из папки лист бумаги и укладывая его на стол перед Шварцем, добавила она. – Трегубова передала новое письмо на ваше имя.
Губернатор одним глазом покосился на бумагу и сморщился, словно хлебнул уксуса.
– Ну вот! Вот опять – «разберитесь, разберитесь, разберитесь»... Опять я должен разбираться. Как будто я прокурор... Они думают, раз губернатор, значит, все на свете может... На свидания ее к мужу не допускают... А я тут при чем?
Секретарша пожала плечами, тоже выражая досаду по поводу правовой неграмотности людей.
– Эх, привыкли в советское время, что все за них решают...
– Она пишет, что ее мужу уже назначен государственный защитник, а она хочет нанять частного адвоката, – подсказала секретарша, заглядывая через плечо в текст письма.
– И пускай нанимает! Пускай делает, что хочет, я тут при чем? Зачем она меня хочет припутать ко всей этой истории? Только этого мне не хватало. Сами разберутся: РУБОП, Военная прокуратура, ГУВД, МВД... Там своих начальников хватает. А меня в это дерьмо не впутывайте! Своего собственного... не разгрести!
Шварц, разозлившись, грохнул ладонью по полированной столешнице из карельской березы.
– Все! Гоните ее в шею! В следующий раз предупреди охрану на вахте, что Трегубову – не впускать. Тебе ясно?
Секретарша кивнула.
Жена арестованного две недели назад руководителя регионального управления по борьбе с организованной преступностью, тридцатилетняя Евгения Трегубова, в волнении ходила взад-вперед по приемной губернатора, поглядывая на широкие двойные двери, ведущие в кабинет Шварца.
– Ну что?! – с надеждой бросилась она к секретарше, когда та появилась на пороге кабинета, плотно
