Хилари Нгвено
Люди из Претории
1
В кабинете Петруса Ван дер Вестхьюзена, заместителя начальника БОСС — южноафриканского Бюро национальной безопасности, — раздался настойчивый телефонный звонок. Оборвав беседу на полуслове, хозяин кабинета резко встал из-за журнального столика, выпрямился во весь свой гигантский рост и направился к массивному письменному столу красного дерева со стремительностью, какую нельзя было ожидать в человеке столь внушительной комплекции.
Подойдя к письменному столу, он положил руку на трубку в ожидании следующего звонка. Телефон снова зазвонил, он поднес трубку к уху и рявкнул:
— Ван дер Вестхьюзен!
Слушал он внимательно, кивая и бормоча: «Jah, Jah».[1]
С противоположной стены из багетной рамы на него и других сотрудников Бюро, сидевших в напряженном молчании вокруг журнального столика, благодушно взирал генерал Ян Смэтс.[2]
Петрус Ван дер Вестхьюзен повесил трубку и с минуту стоял молча у письменного стола, не сводя глаз с мундира Яна Смэтса. Под пристальным взглядом генерала он как будто испытывал неловкость, ощущал даже собственную неполноценность. Возвратясь к своим сотрудникам, он сжал кулаки.
— Руководство требует, чтобы это дело было улажено без лишнего шума, — сказал он, усаживаясь. — И времени нам дают в обрез. Давайте начнем с вас, Мюллер. Так что же произошло?
Иоханнес Мюллер погасил недокуренную сигарету, придавив окурок к дну пепельницы. Его пальцы при этом слегка дрожали.
Мюллер являлся уполномоченным Бюро безопасности в лаборатории научных исследований Кристиана де Вета неподалеку от Стелленбосского университета. Для посторонних лаборатория была обычным научным учреждением, в котором якобы занимались исследованиями в области органической химии. Мало кому было известно, что в действительности лаборатория представляла собой один из двух или трех центров в Южной Африке, где велись сверхсекретные работы по получению жидкого топлива из угля. Поскольку деятельность лаборатории имела стратегическое значение, государством были предприняты все мыслимые меры, чтобы обеспечить максимальную секретность. Ученые, администраторы и даже простые рабочие прошли строжайшую проверку. Их друзья и родственники находились под постоянным наблюдением. Но, как часто бывает, когда приходится иметь дело с непредсказуемым человеческим фактором, строгий порядок оказался нарушенным.
— Доктор Корнелиус Эразмус был одним из самых добросовестных сотрудников лаборатории, — начал Иоханнес Мюллер, откашлявшись.
— Вы говорите «был», Мюллер? — нетерпеливо оборвал его Ван дер Вестхьюзен. — Что же, в конце концов, с ним стряслось?
— Не знаю, право, — ответил Мюллер с некоторой опаской. — Три недели назад он слег. Грипп. Мы устроили его в военную клинику. Доктора нашли, что Эразмус переутомлен и ему нужно хоть неделю отдохнуть. В последнее время Эразмус работал как одержимый, уходил из лаборатории глубокой ночью. Ему вроде удалось подойти вплотную к решению главной задачи, и было заметно, что он вымотался и держится из последних сил.
— Итак, ему посоветовали отдохнуть. Ну а дальше?
— Врач назвал подходящее местечко вблизи Кейптауна, и мы оформили ему недельный отпуск. Через четыре или пять дней Эразмус позвонил, сказал, что ему гораздо лучше, что он выезжает обратно поездом… и как в воду канул. Он должен был выйти на работу два дня назад, но не явился. Вчера мы взломали его служебный кабинет и обнаружили исчезновение важных документов, к которым только он имел доступ.
— Дома у него были?
— Ясное дело, обшарили все сверху донизу. Бумаг и след простыл. Во всяком случае, известно одно — после отъезда из Кейптауна домой он не возвращался. Вы ведь знаете, мы следим за домами всех научных сотрудников круглосуточно, так что и муха не пролетит.
— Если бы вы следили за людьми, как за домами, мы бы так не опростоволосились. Господи, каких-то тридцать миль от Стелленбосса до Кейптауна, а человек исчез у вас из-под носа! — заорал Ван дер Вестхьюзен, грохая кулаком по овальному столику. — Тоже мне работнички!
Мюллер промолчал. Только судорожное подергивание шеи выдавало смятение и стыд, в который повергло его саркастическое замечание Ван дер Вестхьюзена.
Ван дер Вестхьюзен повернулся к пожилому мужчине в очках, сидевшему слева от него:
— Профессор Уилсон, как по-вашему: повлияет исчезновение Эразмуса на дальнейший ход исследований?
— Да, это для нас большая неприятность, — ответил Дэвид Уилсон, покачивая головой и беспомощно разводя руками.
Профессор Уилсон возглавлял научные исследования в лаборатории, и доктор Корнелиус Эразмус работал под его началом. Уилсон не служил в БОСС. Это обстоятельство да еще тот факт, что из всех расположившихся вокруг столика людей он был единственным англичанином, отнюдь не содействовали его душевному спокойствию.
— Мы все понимаем, что это очень большая неприятность, — раздраженно перебил Ван дер Вестхьюзен. — Но каковы последствия? Мы должны знать, насколько необходим Эразмус для завершения проекта, можно ли восстановить исчезнувшие бумаги и так далее.
— В этом суть вопроса, инспектор, — сказал профессор Уилсон. — Аналогичные исследования ведутся во многих странах, рано или поздно они увенчаются успехом. Но доктор Эразмус, насколько нам известно, продвинулся гораздо дальше, чем кто-либо из наших конкурентов. Мы приступили к исследованиям намного раньше других и вели их с большим упорством. Кроме того, мы опирались на результаты работ по изготовлению синтетических алмазов.
— Какое отношение синтетические алмазы могут иметь к получению жидкого топлива? — спросил Ван дер Вестхьюзен с ноткой интереса в голосе.
— Это довольно сложный вопрос, инспектор. Коротко говоря, алмазы не что иное, как чистый углерод, подвергнутый высокому давлению. Уголь — это в основном углерод, а нефть — смесь углеродных соединений. По нашему убеждению, углеродные соединения, входящие в состав нефти, при соответствующих условиях могут быть получены из угля. Накопленный опыт производства синтетических алмазов помог нам лучше разобраться в проблеме получения углеводородов из угля.
— Понятно.
— В последнее время доктор Эразмус вплотную приблизился к выяснению некоторых важнейших условий извлечения углеводородов из угля. Другие ученые в разных институтах ведут, вероятно, сходные по типу исследования. Однако доктор Эразмус, по нашим предположениям, значительно опередил их.
— Но ведь в лаборатории работали и другие ученые, — сказал Ван дер Вестхьюзен.
— Да, но эта часть проекта находилась исключительно в его ведении. Только он знал, что именно следует искать. В пропавших бумагах содержались, вероятно, какие-то предварительные выводы или же был намечен план дальнейших исследований. Мы могли бы восстановить ход его рассуждений с самого начала, составить представление о характере открытия, на пороге которого он, видимо, находился. Но на это потребуется много времени.
— Сколько?
— Год или два. Точно сказать не могу.
— Так долго?
— Может быть, еще дольше, — вздохнул профессор Уилсон. — Поймите, научные изыскания в огромной степени зависят от индивидуальных способностей. Ученые могут проводить их совместными усилиями, но, как правило, лишь один среди них наделен даром постигать весь смысл работы и делать верные выводы. В нашем проекте таким человеком был доктор Эразмус. Боюсь, что без него… так-то вот. — Уилсон