Голубиная душа

Никишин АлГолубиная душа

Ал.Никишин

Голубиная душа

(летние встречи)

Опрятный старичок, с аккуратно подстриженной седой бородкой спокойно рассказывал слушателям: - Вы выбираете большой водоем со слабым течением или без негo, запасаетесь живцами и отправляетесь на увлекательную ловлю... Вот вы уже на месте - выезжаете на плес. Ваш товарищ на веслах, он медленно ведет лодку, вы - на корме и один за другим ставите на воду красные, заряженные живцами кружки. Вскоре за вашей лодкой уже образуется из них сторожевой отряд, выстроившийся поперек плеса. Ставите последний кружок, тихо отъезжаете в сторону и занимаете наблюдательный пункт... Ни звука на плесе, по эта тишина обманчива - будьте наготове. ...Проходит немного времени, и вдруг... один из кружков переворачивается белой стороной кверху. За ним другой.. Это хищные обитатели глубин принялись за ваших живцов. Белые кружки быстро разматываются и начинают нырять по плесу... Не теряя времени, вы подъезжаете к первому перевернувшемуся кружку, поднимаете его, подсекаете и чувствуете, как до предела натянутая шелковая леса вот-вот оборвется. Нужно сохранить спокойствие, вынимая рыбу. Приготовьте подсачек,.. Обычно с хорошим уловом и в приподнятом настроении вы покидаете водоем. Рюкзак приятной тяжестью давит на ваши плечи. - Уговорили, - сказал Антон. - Попробуем половить на кружки.

* * *

В августе мы выехали на Цну. В Тамбове старожилы рекомендовали участок реки в семидесяти километрах ниже города, между лесными кордонами Пчелинским и Русским. Мы обосновались на Русском кордоне. Здесь правый берег Цны вплотную примыкает к мощному лесному массиву, а левобережье обширная заливная пойма с небольшими, заросшими камышом озерами. Лес привлекал нас боровой дичью, а пойма - утиной охотой... Но... мы не подняли в лесу ни одного тетерева, ни глухаря, ни даже рябчика - здесь в каждом доме ружье (и стреляет оно, наверное, во все без разбора!). Не нашли мы и ни одного гриба - стояла засуха. Пойменные озера, где мы собирались охотиться на уток, заросли непролазным лесом высокого камыша, добраться до них можно было разве что только на вертолете.. Ну что же, оставалась рыбалка... Впереди три недели на реке! Наши кружки вызвали восхищение и зависть деревенских мальчишек и довольно-таки скептические замечания старого рыболова деда Сысоя: - Я так понимаю, баловство это одно, - сказал он. - Не сурьезное дело. Рыба-то, брат, не дура, она тоже с понятием. Ее запросто не возьмешь... Проворчав еще что-то насчет 'ейного соображенья', он добавил: - А может, и обласкает какая... Только вряд ли. Никто допреж тут этак не лавливал... - Э-э, дед! Да ты, я вижу, против новой техники? - улыбнулся Антон. - Во-о-на! Техника! - воскликнул дед. - Я вот буду на простую уду ловить, а ты валяй на свою технику! - там и поглядим. С рассветом мы выехали на Мамонтовский омут. Цна здесь не широка, и течение почти не приметно, а в омуте, кажется, и вовсе его нет - чего желать лучшего для кружков! Мы пустили кружки, а сами уселись на лесном берегу, под кручей, где бойко брали на червя некрупный окунь и плотва. Отсюда хорошо были видны и все расставленные нами по омуту часовые... Теперь мы знаем, что это было первой нашей ошибкой, а вторую мы сделали, не установив толком, на какую глубину нужно опускать живцов... Но послушайте все по порядку. Из-за леса медленно поднималось солнце. Легкая сизая дымка расстилалась над рекой и, редея, тянулась к бледно- голубому небу, обещавшему безоблачный, жаркий день. На реке еще было свежо, а из леса тянуло теплым, со вчерашнего дня нагретым воздухом с запахами полыни, сухой травы и свернувшихся от жары листьев. В тишине посвистывала какая-то лесная пичуга, мягко пророкотал в высоком небе невидимый самолет, и было хорошо слышно, как где-то далеко за рекой играл на жалейке пастух... Однако что же с кружками? Три из них уже перевернуты и оттащены к берегу. Подъезжаем к первому, Антон делает резкую подсечку и... вытаскивает безголового живца. На втором кружке живец оказался без хвоста, а на третьем - и без того и без другого. Что за оказия? Сменили живцов - история повторилась, почти все живцы были повреждены. А вскоре клев и вовсе прекратился... Обескураженные, мы вернулись домой. Дед принес двух крупных лещей... - Ну как новая техника? - спросил он, прищурясь. - А может, она зубы меняет, щука-то? Поэтому и не берет? К вечеру мы снова были на омуте... Вот перевернулся и начинает разматываться первый кружок. Я быстро подъезжаю, подсекаю шнур и... извлекаю из омута рака. Огромного бурого рака. Тройник зацепил-таки его за клешню, в которой он зажал живца. Так вот кто тут мародерствует! Мы переехали на другой омут. Но и здесь раки не давали спуску нашим живцам. В довершение всего мы поздно услышали приближение шедшего сверху буксира с караваном дровяных барж, он навалился на наши кружки и добрую половину из них утащил с собой в Моршанск. - Черт бы побрал того сладкоречивого всезнайку, - не выдержал Антон, вспоминая старичка, так красочно агитировавшего за кружки. - Посмотрел бы он, как его 'сторожевой отряд' разрушают раки да дровяные баржи! Не кружочник, а сирена златоустая! - А может быть, дед Сысой и прав, что нет сейчас щучьего жора? - заметил я. - Это верно, но главное, на кружки надо ловить на более широком водоеме, а не в этом рачьем засилье. Завтра лучше поставим жерлицы, 'может, и обласкает какая'... - улыбнулся Антон. - А то ведь старый ворчун нас и за рыболовов не считает. - Ну что же, попробуем. А пока на безрыбье и рак - рыба, бросил я в ведерко Антону усатого мародера. И собрав оставшиеся от разгрома кружки, мы (отнюдь не в приподнятом настроении) отправились домой... Дед принес трех лещей... - Никак опять порожнем? - покачал он головой. Оно, брат, такое рыбачье-то дело - когда обласкает, а когда и нет. Да ведь и сноровки требует... А то зашли бы ко мне, рыбки-то отведать? - Спасибо, дед, в лещах костей больно много. К нам захаживай. На следующее утро, наудив мелких окуней, мы расставили на тщательно выбранных местах двенадцать жерлиц, и к полудню в нашей лодке уже лежало шесть хороших щук. Жерлицы Антон ставит мастерски, и если поблизости гуляет хоть одна щука, - она непременно 'сядет' на крючок. Перенял это искусство Антон от старых белорусских рыбаков, рыбачивших на Соже... К жерлице должен быть хороший 'подход' для щуки из омута или с русла, от заводи, или из прибрежных трав - живец отовсюду, хорошо должен быть ей виден. Лучший жерличньш живец - окунь. Плотва, красноперка и другая 'бель' быстро засыпают, окунь же может проходить на жерлице сутки и более. Не забывает Антон проверить, нет ли вблизи от живца под водой сучков, водорослей и даже отдельных травин, и убирает их прочь, иначе живец непременно приткнется к ним и будет стоять неподвижно - к такому живцу щука не подойдет. И, наконец, еще одно - ходовой шнур жерлицы мой друг защемляет в вилке возможно слабее, чтобы только-только держал живца. Осторожная щука и еще более осторожный жерех, почувствовав сопротивление шнура, выбрасывают живца из пасти и уходят. Длина же шнура не должна позволять схватившей рыбе добраться до каких-либо затопленных кустов или глубинных коряг - иначе будут потеряны и снасть и рыба... Дед в это утро 'не обрыбился' и вернулся с реки хмурый... - Никак сегодня порожнем? - приветствовал его Антон. - Вот я и говорю, - начал свое дед, рыбалка это, брат, такое дело... - Когда обласкает, а когда и нет? - закончил я с невинным видом. - Вот-вот, - подозрительно взглянул он на меня. - Да ведь и сноровки требует, - ввернул Антон. Дед что-то пробурчал и ушел. Вечером он появился проведать, где и как мы ловили. Признал-таки нас за рыболовов! Узнав, что щук мы взяли не на кружки, он очень обрадовался? - А что я вам и говорил. - Для кружков, дед, нужны большие водоемы, - вздохнул Антон. Не скажешь ли, где нам лучше на леща посидеть? Дед подумал и пожевал губами: - Да оно, брат, как сказать... Лещ-от, он везде есть, - и, немного помолчал, добавил: - На Глубоком ловят, на Мамонтовском, а то на Круглый омут податься можно, где Петр-голубина душа лавливал. Омут тот крепкий, все дно в дубах, потому и лещ там держится. - Можно и на Круглый. А что, дед, это фамилия такая - Голубина душа? - Прозвание такое. Лесоруб тут у нас был, Петром звали, а по фамилии Голубев. Вот его Голубиной душой и величали - такой уж он был душевный человек... Только потонул он летось, в паводок... - Как же это, дед, случилось-то? На сплаве что ли? - А так брат. В жизни оно всяко бывает. Всю войну прошел человек, награжденья имел, а поди вот, - вздохнул старик. - И работник-то знатный был. А особливо ребятишек любил. Своих у него не было, так он их всех привечал: кому, там, свисток, кому крючок аль леску подарит -так они круг его и табунились. Да и меня, старика, припасом рыбачьим не забывал. А уж как рыбалку уважал. Да и лавливал хорошо. Бывало, наловит Петр рыбы и сейчас ребятишек давай оделять, которые тут случатся. Ну, а они и рады... Что говорить - душевный был человек. - Ну, а дальше-то, дед, как было? - спросил я у примолкшего старика. Собираясь с мыслями, он не сразу продолжал: - Так, брат, оно и шло все, до случая-то... А летось, видишь ли, весна у нас поздняя была, и лед на реке не в пример задержался. А тут вздумали ребятишки на ту сторону, в Мамонтовку, утром сбегать, к фершалу. Кошка, видишь ли, крыло голубю у них спакостила... А река-то еще в ту ночь тронулась. И к утру вода поднялась, как допреж и не было - тетку, вон, Марью по самые окна затопило! Поехал за ней Петр, в саму избу въехал, снял ее с печи вместе с курами и обратно везет, а народ улыбается: 'Вот, мол, новый Мазай объявился'. И только он к берегу подъехал, как тут и закричали, что ребята на реке тонут. А на