скрывать, но только сейчас я чувствую, что никогда до тебя не знал про женщину ничего... Ну, перестала плакать?
- Нет. Еще мне страшно, что мы расстанемся!
- В ближайшее время только смерть может разлучить нас! - Лева валял дурака. - Но как минимум на десять лет вперед я гарантирую тебе роман со мной, возможно, правда, с переменным успехом...
Мы не спали всю ночь. Мы любили друг друга, посреди ночи снова ели, разговаривали. Мы разговаривали с ним обо всем на свете, нам было что рассказать друг другу. Неожиданно Лева спросил меня про мою подвеску:
- Что это за роскошный камушек?.. Я не большой знаток драгоценностей, но что-то мне подсказывает, что этот камень - подлинный шедевр, создание искусной природы и большого мастера ювелира.
Так захотелось ответить правдиво! Тем более я понимала: хорошие, прочные отношения - это правдивые отношения.
Да и камень был теплым, не приводил меня в волнение или нервозность, хотя я была готова выложить Леве все начистоту! Но что-то все же остановило меня: вдруг он не поверит! решит, что я изворачиваюсь!.. лгу?.. прикрываю ложью подарок богатого любовника?..
- Бабушкино наследство, - ответила я. - Бабушка моя была купчиха...
Полуправда (ибо бабушка-купчиха у меня была) прозвучала полной правдой.
Совесть меня мучила. Но мы, кажется, сочлись. Потому что, когда я начала расспрашивать Льва о его поездке в Прибалтику, о цели ее, он мялся и отвечал невнятно:
- Да так, ездил по одному делу.
- Ну, а груз, что это было?
- Маша, какая тебе разница?
- А все-таки? Он пожал плечами:
- Ну что тебе дался этот груз? Тебе, Маша, только на таможне работать!..
- Разворовываем страну понемногу?
- Ну уж сразу и 'понемногу'! - засмеялся Лев. - Явная недооценка масштабов явления!..
- Смеешься! А я серьезно. Хочу знать, как составляется капитал нашего Бурелома.
- Бурелом! Кто это? О чем ты?
Меня несколько огорошило то обстоятельство, что Лева не знает своего тезки.
- Ну как же, я думала, ты уже все давно знаешь. Знаешь, что машина, которую еженощно за мной присылают, принадлежит Льву Петровичу Буреломову, в просторечии Бурелому. Что наш ресторан фактически содержится его 'солидной фирмой', что нет уголка в Ленинграде и области, не охваченного системой его торговых лавок, что есть банки, где отмываются его деньги, что Ирокез работает на Бурелома, что, даже не подозревая об этом, именно на Бурелома работают барыги, отирающиеся возле станций метро. Думаю, что за Буреломом есть и кое-что покруче...
- Но почему тебе так важно все это? Почему, наконец, Бурелом проявляет такую заботу о тебе? Ты что, спишь с ним?!
Я устало улыбнулась Льву, чуть приподняв голову с его плеча. Я смотрела в его напряженные, ревнующие глаза и страшно радовалась и этой напряженности и ревност
- Как ты груб, однако. Сразу и 'спишь'! Вообще-то мне не хотелось бы, чтобы ты спрашивал меня о моих прошлых романах: поставим на этой теме крест. Клянусь также, что никогда не спрошу тебя о твоих женщинах, бывших до меня. Что касается именно Бурелома, то тут ответить просто: многие в нашем ресторане убеждены, что у нас роман. Хотя на самом деле Бурелому не нужны ни моя любовь, ни мое тело, что, как ты понимаешь, разные веши. Но по какой-то странной и непонятной для меня причине, он домогается моей души...
- Дьявол, короче говоря, - несмешливо отозвался Лева.
Однако дальнейший мой рассказ заставил его задуматься. Я пересказала Леве всю историю наших с Буреломом взаимоотношений, начиная с того скверного вечера, когда он выступил в роли моего защитника и кончая предложением Бурелома создать театр 'под меня'.
- Мечта любой актрисы... - тихо произнес Лев. - А требования? Каких подвигов он потребовал от тебя?
- Да в том-то и дело, что никаких! Ничего, кроме моего согласия...
- Это подозрительно.
- Еще как! Особенно учитывая мое странное состояние. Как бы тебе объяснить это... Ты только не смейся... Всякий раз, как я думаю об этом, я ощущаю себя последним защитником родного города, например. Или кем-то в том же роде - но именно последним, понимаешь? Я скажу: 'Да' - и город рухнет...
- Ну, знаешь, и самомнение же у тебя... Кажется, я все-таки не сумела найти нужных слов. Он не понимал меня.
- Поначалу и мне так казалось. А сейчас уже не кажется. 'Рядовая, ключевая фигура...' Что может стоять за этими словами ?
- Теоретически, Маша, возможно все. Но практически - не бери на себя так много. Не потянешь... 'Моральный груз - он тяжкий самый', - пропел Лева. - Что можно сказать о твоем деле? Ты получила соблазнительное предложение от мерзкого, по твоему убеждению, типа. И нет сил, чтобы это предложение не принять, и есть большой сдерживающий момент - грязное, опять-таки по твоему убеждению, происхождение предлагаемых денег. Видишь, как все элементарно, если, конечно, нет чего-то еще...
'Есть, Лева, есть и кое-что еще... - хотелось сказать мне. - Есть слеза из алмазного глаза, есть карающий Старик, есть требующий постоянной заботы голубой покров...' Но я этого не сказала.
А Лева продолжил:
- Я, Маша, человек дела. Итак, что мы имеем? Мы имеем мечту твоей жизни. И человека, готового субсидировать твою мечту. И это замечательно. 'Смотри на Бурелома свысока...' - снова пропел он. - Как на дойную корову. 'Мум-му-у-у', - промычал Лева и, изображая корову, пожевал губами получилось ужасно смешно, я хихикнула, и, вдохновившись, Лева помычал еще. - Смотри же, смотри, - вскрикивал он, - какая славная! Какая дойная! Какая коровушка!.. Смотри, значит, на своего Бурелома вот так же, подхихикивая, и делай свое дело!..
- А один умный человек сказал мне недавно: 'Не надейся на грязи воздвигнуть храм искусства!'
- А другой умный поэт сказал: 'Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, НЕ ВЕДАЯ СТЫДА...'
Я смотрела на Леву во все глаза: ну, почему, почему он меня не может понять?.. Наверное, я не так объясняю. И я предприняла еще одну попытку:
- А еще оказалось - это япошки открыли, а, может, и наши, не помню так вот подобно озоновому, существует вокруг планеты нравственный слой - и с каждой, даже самой мелкой, уступкой безнравственности слой этот истончается, в нем образуются дыры!..
Лева прервал меня со смехом:
- Потрясающе!.. Фантастика!.. Расскажи мне об этом подробнее!
Я обиделась. Он заметил это, обнял меня покрепче и сказал:
- Не сердись! Просто - если хочешь жить нормально - упрощай задачу, а не усложняй ее! Одолевая обиду, я сказала:
- И это я слышу от трюкача? От человека, который раз от разу все усложняет и усложняет трюк?..
- Да, но за счет чего? За счет деления его на предельно простые составляющие!..
- И потом, Лева, главное ты зеванул, выходит: как раз из-за упрощения мне сейчас так тяжело. Я слишком прямолинейна. Я вижу, что Хорошо и что Плохо. Где Добро, и где, несомненно, Зло.
Лева сграбастал меня в объятия и зашептал:
- Тебе не кажется, что мы слишком серьезны для первой ночи любви?.. Не кажется ли тебе, что надо жить проще, радостней, хватать минуты настоящей жизни, желаний, страсти - когда-нибудь старость отберет у нас все это?! Иди же, иди ко мне...
Я уже сдавалась, тело мое откликалось на призыв, но я еще успела все-таки произнести:
- Все элементарно, Лева, для человека, который уже сделал свой выбор: ты не можешь понять меня до конца, потому что служишь и в лагере противника тоже...
- Прекрати, дуреха! Сейчас мы оба служим нашей любви и самим себе!.. И не сходи с ума: не пытайся
