Гриць спросил сердито:
– Где ты видел таких некоторых? Уже никто ничего не стесняется! Я вчера такое видел на улице…
Точно, подумал я горько. Вероника не скрывает, что спит со стариком, Конон не скрывает это от жены, Светлана Васильевна не скрывает, что все знает, но к Веронике относится с материнской заботливостью…
Я походил по особняку, только в операторскую заходить избегал. Пусть Козаровский следит за мной, подслушивает разговоры незримо. Неприятно, но все-таки лучше, чем лицом к лицу.
Все в порядке, можно бы смываться обратно в город, там мой офис, моя команда, а здесь все чужое, враждебное, но лучше бы показаться на глаза Конону. Вряд ли нужен, но все-таки он платит, он хозяин…
Череп накалился, но повода зайти так и не придумал, а без этого захождения к Конону как увидеть Веронику в рабочее время?
Стены двигались, я шел как в режиме clip-on, рядом проплывало то зеленое сукно бильярдного стола, то роскошные кресла гостиной и невероятной величины телеэкран, плоский, цифровой, способный принимать все на свете, показывать в True Color как DVD, так и полнометражные фильмы прямо из Интернета…
Показались слоновьи столы, медные кувшины с прозеленью, но я остановился, только услышав из-за высокого стеллажа с посудой жалобный голос:
– Ну что ты, Вася?.. Мы ж друзья аль не друзья?
И насмешливый голос Сергея:
– Дружба – дружбой, а ноги врозь. Эх, Нюрка, местами стать бы Гулливером… Твои выпуклости восхищают, а от впуклостей вообще все балдеем.
Я, нарочито топая, вышел на середину кухни. Сергей оглянулся, отпустил раскрасневшуюся как маков цвет Нюрку. Она поспешно опустила юбку. Сергей расхохотался:
– Все верно… Дружба – великое слово! Но куда девать либидо? Да еще в такую жару. Солнечная радиация, то да се, сама ж готовишь жареное мясо со специями… Привет, Андрий. Как тебе Нюрка? Как говорит Антон: кому-то до счастья не хватает много, а тут всего каких-то десять сантиметров!.. Га-га-га… Но ты зря на Веронику засматриваешься. Это read-only. Да и с Кононом у них серьезно. Вообще, Вероника хорошая девушка, понял?
Я вздрогнул, ибо без всякого перехода лицо Сергея стало очень серьезным, а в голосе проскользнула предостерегающая нотка.
– Да ты что, – пробормотал я, – да ты с чего…
Он крепко взял меня под руку, я не противился, он повел меня к выходу. У двери оглянулся.
– Нюрка, – сказал он, – ты – настоящая женщина! Это значит, раз – ты должна лежать, два – молча. Поняла? Молча.
Он шутил, но насчет молчания шуткой не прозвучало, и, судя по ее лицу, Нюрка все поняла, кивнула.
Солнце ударило в лица, мы оба разом сморщились, переждали, пока перед глазами перестанут прыгать радужные кузнечики.
– Это ты зря, – проблеял я.
– Как знаешь, – сказал Сергей холодновато. – Мне вот так показалось, но я могу и ошибиться. Но если такое покажется и Козаровскому…
Мои колени превратились в воду.
Молча, чувствуя некоторую напряженность, мы добрели до караулки. Гриць оглянулся на распахнувшуюся дверь, в глазах ярость боя.
– Не понимаю, – сказал он свирепо, – откуда он, гад, догадывается? Я бегу через мост, а он уже под мостом с базукой!.. А когда пытаюсь втихую пройти по крыше, тот ворона, как назло, споткнулся и упал, а когда поднимался, то увидел меня!.. ну и замочил легко, я ж пробирался по карнизу, у меня руки заняты…
Иван сказал сочувствующе:
– Чо ты хочешь? Закон бутерброда…
Гриць спросил:
– Это когда пропорционально стоимости ковра?
Сергей спросил ехидно:
– Сколько слышал про этот закон, вот думаю, а что, если взять и намазать с двух сторон? Тогда как?
– Повиснет в воздухе, – предположил простодушный Гриць.
Сергей подумал, заявил уверенно:
– Очень просто, недоумки. Если бутерброд намазать с двух сторон, то, упав, он начнет кататься по полу, переворачиваясь с боку на бок. Как ты думаешь, Андрий?
Я развел руками:
– Вам виднее. Но я вот думаю… бутерброд падает маслом вниз, а кошка – вниз лапами… А если бутерброд привязать на спину кошке?
Попятился, спину обожгло солнышком. Весна, солнечные лучи сильные, молодые, а моя шкура, и раньше
