Фарамунд спросил с недоумением:
– Почему не подкупить повара? Проще!
Яфет поморщился:
– Проще в старых империях… Там все на месте! А здесь все бурлит, кипит, вчера здесь одно племя, завтра – другое. Ни один народ не стоит на месте, рождаются новые, а старые исчезают без следа… В этот мир проще посылать своих исполнителей. Грубая работа, у нас ее не любят. Убивать людей – это как бы признаваться в просчетах ума.
– Потому и исполнители такие… хилые?
Яфет развел руками:
– Это не они хилые. Это ты… Но ты прав, поправлять развитие цивилизации подобным образом приходится очень редко. Увы, все Тайные не могли удержать развал Римской империи!.. Все требовали тщательно проверить Алариха… ну, если под его личиной ты… А что? Именно он нанес последний удар Риму, но Беркут прозорливо сказал, что Аларих – всего лишь брошенный твоей рукой дротик, а сам ты наверняка где-то в Европе закладываешь основы нового мира… Потому и просматривал одного варварского конунга за другим!
Горло Фарамунда перехватил спазм. Из-за спины тянуло холодом. Он оглянулся, взглянул на торчащие из двери ноги:
– Так это был… кто? Глава тех, кто правит миром на самом деле?
– Один из, – ответил Яфет грустно. – Один из. Но самый могучий из правящих миром – ты. Хотя, кто знает, может быть, Беркут был сильнее? До последнего верил, что надо всего лишь стереть в порошок удачливого рекса-разбойника. Кто же знал, что ты рискнешь все свое «я» упрятать так глубоко, а наверху оставить ту черточку, о которой… о существовании которой никто даже подумать не смел! Кто мог подумать, что самый кровавый и безжалостный из всех северных конунгов – ты, великий мудрец и мыслитель!
Фарамунд зябко передернул плечами:
– Это я-то мудрец? Гм… Ладно, я все равно не верю, что все это… все эти потрясения – моих рук дело!
– Всякая революция, – сказал Яфет с горьким изумлением, – когда-то была всего лишь мыслью в мозгу одного-единственного человека!.. Вот так же когда-то в твоем воспаленном мозгу зародилась идея, что для торжества новой эпохи… и новых отношений между людьми нужно уничтожить весь античный мир… всю античную цивилизацию!.. С ее библиотеками, юристами, инженерами, театрами, поэзией, академией литературы, искусства…
– И храмовой проституцией, скотоложеством, – сказал Фарамунд неожиданно для себя самого, – приматом плоти над духом… Римляне – это разумные животные, но пока еще не люди. И не станут ими. Поздно.
Яфет взглянул остро:
– Как глубоко это в тебе сидит!.. Сразу вспомнил. Ладно, пора оставить это крохотное племя. По дороге вспомнишь все… А вот и дракон за нами… Прости, я затратил все силы, чтобы попасть сюда… Еще и у других занял. Разве что ты сможешь нас двоих… обратно? Тебе это просто.
Череп раскалился, в разгоряченном мозгу открывались двери, кладовые, ячейки. Хаотично мелькали яркие картины, порой причудливые, порой настолько отвратительные, что он весь покрывался испариной: все творил он, это он везде бывал, отвечает за многое…
– Не смогу, – признался он потрясенно. – Пусть в голове уляжется. Иначе я в такое место занесу…
Он взглянул в отражение на отполированном бронзовом диске. Его лицо не изменилось, но волосы из черных медленно превращались в рыжие, а глаза из коричневых стали ярко-зелеными. Плечи раздвинулись, он чувствовал, как все тело наливается нечеловеческой мощью, словно он был древним богом, возвращающим себе подлинный облик.
– Я только вчера убеждал свой народ, что драконов не бывает!
Яфет отмахнулся:
– Через поколение сочтут легендой. Основатель великой империи франков живым отбыл на небо! А дракона церковь трансформирует в светлого ангела. Так уже было!
Во дворе начали шевелиться люди. С изумлением поднимались, смотрели по сторонам, на небо. Тревор зашевелился, огляделся дикими глазами. В его руках начал брыкаться ребенок. Золотоволосый тоже заметил, кивнул:
– Это и есть тот, кому суждено стать первым наследным рексом династии… династии Фарамунда… фарамингов?
– Ему или его сыну, – ответил Фарамунд. – Но я все еще не могу поверить… Разве все это делал… не ради женщины?
Яфет отшатнулся:
– Да скорее айсберг… Повторяю: ты холодно и бесстрастно решил, что пришла пора окончательно разрушить античный мир и дать толчок рождению нового. Ты это сделал!.. А с женщинами тебе никогда не везло.
Дракон сделал над крепостью круг. Народ с криками разбегался, прыгал в подвалы, лез на заборы. Огромная рептилия вытянула лапы, неуклюже пошла вниз, стараясь не задеть крыльями соседние крыши.
Яфет кивнул приглашающе, Фарамунд заспешил за ним следом по лестнице, потом через холл к выходу.
– Но если я вмешался лично… не значит ли, что правота моих идей не совсем…
– Не ты начал, – ответил Яфет. – Беркут первым нарушил наше правило не вмешиваться в процессы лично. Когда шестеро… или пятеро Тайных начали всеми силами спасать Рим от развала, тогда только ты… начал лично.
Прямо с мраморных ступеней по широкой чешуйчатой лапе полезли на летающего зверя. Руки привычно ухватились за высокие костяные иглы гребня. Непроизвольно вырвалось:
– Дракон – подлое колдовство!
Яфет хмуро улыбнулся:
– Подлое? Ты сам приучил нас летать на их спинах.
Фарамунд отшатнулся:
– Я?
– Видел бы ты свою рожу, – сказал Яфет измученно. – Не выпадут глаза, если сообщу, что сильнее тебя в этом подлом, как ты говоришь, колдовстве нет на всем свете… по крайней мере, я не встречал?
Дракон подпрыгнул, мощно забил крыльями. По площади расплескалась вода из луж. Фарамунд покрепче ухватился за костяной гребень на спине чудовища. Значит, добился всего, чего хотел… Но было ли в его расчетах, что сердце даже сейчас стонет от боли?
– Вперед, – велел он сквозь зубы. Он чувствовал себя больше Фарамундом, чем тем, кем был на самом деле. – Придет время… увидим, что родилось из любви к женщине!
