Сзади зафыркали кони. Оруженосец подвел дорогих белых коней под красными попонами. Фарамунд кивнул:
– Пойдем вместе?
– Если не страшит…
Ворота распахнулись медленно, неохотно. Легату подвели красавца коня, седло дорогое, он поставил ногу в стремя, поднялся рывком, а уже в седле подумал, что не так уж и плохо получилось. Хоть и под властью этого рекса, но ведь и Геяриум под его властью, но там только обугленные головешки, почерневшие от жара трупы…
Мимо них промчался отряд на быстрых восточных конях, тонконогих и с гибкими, как у змей, шеями. Унгардлик оглянулся на рекса, в следующее мгновение его всадники ворвались в город.
Еще один отряд торопливо вбежал в распахнутые ворота, быстро сменил стражу. Фарамунд и легат медленно ехали по широкой улице.
Легат поинтересовался осторожно:
– Какие ваши планы дальше?
– Пойдем на юг, – ответил Фарамунд. Глаза его блеснули угрюмой свирепостью. – На юг! Посмотрим, что там за могучий Рим…
– Нет… с нами?
Фарамунд отмахнулся:
– Да продолжайте жить, как жили. Разве что налоги и штрафы теперь пойдут не в Рим, а в мою казну. Только и всего. Да, еще забыл!.. Вам придется съездить со мной еще и к Геяриуму. Это недолго, дорога здесь прямая. Потом мы двинемся дальше, а вы вернетесь в свой город.
Фабий помрачнел, черная боль стиснула сердце, словно это он был виноват, что войска этого безжалостного человека сровняли цветущий город с землей.
– Не понимаю, что вы хотите от меня?
Фарамунд сказал небрежно:
– Да всего лишь покажетесь! Ну, если надо, то подтвердите, что в вашем городе уже мои войска.
Легат дико посмотрел на невозмутимое лицо рекса. Оглянулся как ужаленный: в городские врата нескончаемым потоком вливались всадники рекса. На башнях уже замелькали их красные одежды, со стен стражу согнали вниз.
– Подтвердить?.. – повторил он, запинаясь. – Кому?.. разве город… не взят?
Фарамунд удивился:
– Кем?
– Ну… а этот… пожар… пленные…
Он лепетал, чувствуя, что свершилось непоправимое, что он, опытнейший военачальник, попал в какую-то замысловатую ловушку.
Фарамунд словно бы только сейчас понял, заулыбался:
– Ну, у нас не столько войск, чтобы распыляться на два лагеря! К ним мы и не приближались. А лес я велел поджечь с той стороны… прямо перед их городом, чтобы отсюда казалось, будто горит сам город. Ведь если малый пожар – то горит село, если большой – то город, верно? А пленные, конечно же, совсем не из Геяриума. Да и не пленные они вовсе! Просто пришлось нарядить своих… ха-ха!.. Признайтесь, больше всего вас добили гонцы, что прискакали с той стороны пьяные?
Фабий покачнулся, сильная рука рекса удержала, не дала упасть под копыта коня. Его трясло. Перед глазами промелькнули и эти гонцы, и та радость, что с их появлением охватила всю войско, в ушах звучали те ликующие вопли… нет, это сейчас кричат ликующе, захватывая вверенный ему город…
– Я хочу умереть, – прошептал легат в отчаянии. – Я хочу умереть… Я все равно покончу с собой!
Голос Фарамунда прозвучал сверху сочувствующе:
– Это бесполезно. Теперь-то я могу в самом деле подвести к Геяриму вереницу знатных граждан вашего города! Но вам станет легче, если скажу, что я почти без боя… или малой кровью захватил уже два десятка таких городов.
Легат ухватился в отчаянии за волосы, рванул, безумными глазами посмотрел на пучки волос в кулаках. Боль не отрезвила, душевная боль намного злее.
– Станет легче, – сказал рекс, – когда и Геяриум падет тоже… без сражения. Всем станет легче, даже горожанам!
Глава 30
Он задержался в Геяриуме, принимая коммендации, а войска окрыленно двинулись дальше на юг. Шли отважно и опрометчиво, как делали все: готы, гепиды, лангобарды, вандалы, тюринги… И если бы впереди оказались римляне, их бы смяли, но… наткнулись на пришедших чуть ранее готов!
В жестоком бою, что длился с утра и до заката солнца, его войско было разбито наголову. Только ночь спасла от окончательного истребления. Когда наступило утро следующего дня, по заваленному трупами полю ходили готы, добивали тяжело раненых, как своих, так и чужих, а когда из-под груды мертвых тел вытаскивали легко раненого, то задавали только один вопрос: гот или франк?
Оставив труп франка истекать кровью, шли дальше, заодно собирали оружие, снимали доспехи. Следом ехали повозки, туда равномерно складывали все, чем могли поживиться: одежда, щиты, любая обувь… Привыкшие к трупам и ручьям крови под ногами, лошади тащили телеги почти спокойно, только колеса увязали в размокшей от крови земле все глубже и глубже.
Фарамунд приехал, когда остатки его войска собирались по эту сторону леса, а значительная часть все еще пряталась в чаще. Хотя леса здесь редкие и настолько чистые, словно вымытые, франки все еще бросались в глубь леса, словно дети, которые ищут спасение за материнской юбкой.
Теперь эти бывалые воины прятались друг за друга от его испепеляющего гнева. Только несколько вспомогательных отрядов, разосланных в разные стороны, не участвовали в сражении, им-то Фарамунд и велел соорудить лагерь. А всех, кто бежал от готов, велел лишить коней, а также оставил ночевать вне лагеря. А в лагерь принимать только тех, кто принесет оружие и что-нибудь с убитого: латы или шлем.
Сам он сидел в шатре угрюмый, на поле лежало два пустых кувшина, трепещущий молодой парнишка пугливо наполнял кубок.
Громыхало, тоже с красными от долгого пьянства глазами, гудел успокаивающе:
– Всего лишь первое поражение… Ну и что? Просто мы напоролись на себе подобных. Смелем и готов!.. Александр Македонский имел всего сорок тысяч человек, но разбивал полумиллионные армии многих противников и в конце концов завоевал весь мир.
– Александр Македонский? – пробормотал Фарамунд. – Это не тот рекс тевтонов, что за рекой Лабой? О нем доходят разные слухи…
Громыхало посмотрел на рекса с брезгливой жалостью:
– Не тот.
– Тогда рекс кимвров, те, по слухам, сейчас надвигаются…
Громыхало покачал головой. Фарамунд со вспыхнувшим гневом уловил в его глазах почти сочувствие ударенному по голове.
– Когда он жил… а жил в дальних солнечных землях… здесь было одно сплошное болото. Говорят, что людей здесь не было вовсе. Затем болото высохло, вырос этот лес… Я не знаю, что с миром делается! Расширяется, что ли? В те времена эти земли считались мертвыми… Да что там считались! Были мертвыми. Однажды прогневанный император лучшего поэта Овидия сослал в дикие страшные страны, где земля лопалась от мороза, где свирепые ветры наметали горы снега, где птицы на лету погибали от мороза…
Он слушал нетерпеливо:
– Ну и что?
– А то, что сослали в эти же земли, только еще южнее! Намного… Я сам не больно-то много знаю, рекс. Тебе бы с Тревором поговорить, тот бывал в империи, даже в самом Риме. Но я знаю, что четырнадцать тысяч греков, служивших Киру, разбили стотысячное войско противника. А мы не хуже каких-то занюханных греков.
Слух о его поражении не остановил приток новых сил. Тысячи молодых героев жаждали подвигов и воинской славы, а где еще они могут ее стяжать, как не под знаменем самого удачливого из конунгов?
