до подбородка. Он судорожно задирал нос вверх, ноздри породистого носа дергались, вдруг он проговорил в ужасе:
– Как эта вода пахнет… Как ужасно пахнет!
Пещерник уже выбирался на противоположный край рва, с него текло в три ручья. Асмунд лежал внизу, брезгливо обирал с себя петли водяных растений, пиявок.
– «Пахнет», – передразнил он. – Воняет! Хуже, чем в свинарнике.
Рюрик вышел бесшумно, лицо князя было каменным. Рудый выбрался последним, со стонами и всхлипами ощупал себя, сдавленно вскрикнул, отшвырнул что-то блеснувшее в слабом свете звезд, что ползло, выгибая спину, по шее.
Асмунд прошипел зло:
– Тихо, трус поганый… Безобидная улитка, не пиявка!
– А что бывает от улиток?
Олег предостерегающе поднял руку, все застыли. Над стеной появилась голова, донесся равнодушный голос:
– Почудилось… С тех пор как в этот ров начали лить все дерьмо, развелась всякая дрянь. А гадят в замке много.
– Много жрут, много и… гадят.
– Пойдем отсюда, – предложила первая голова. – На той стороне чище. Сюда сбросили и те две сотни крыс, которых перебили вчера в подвалах!
Рудый вжался лицом в землю, плечи его задергались. Асмунд поспешно зажал огромными ладонями рот нежному воеводе. Головы двинулись влево, Олег некоторое время видел тени, потом они исчезли в ночи.
Олег поднялся, взмахнул рукой резко. Рюрику показалось, что из руки пещерника что-то выскользнуло, но клясться бы не стал, а пещерник вдруг прыгнул на стену и побежал вверх, как огромный паук. В считаные мгновения он поднялся наверх и пропал из виду. Рюрик поднялся, но Рудый отпихнул князя, прошептал отчаянно:
– Больше не могу… Пустите!
Он полез вверх медленно, Рюрик и Асмунд зло сжимали кулаки. Наконец Рудый исчез за краем стены, Рюрик нащупал в темноте тонкую веревку, подергал – больно выглядела ненадежно, запоздало вспомнил, что пещерник еще тяжелее. Начал карабкаться – там были навязаны толстые узлы, но карабкался медленнее Рудого, дважды срывался, обдирая кожу с ладоней.
Едва перевалил через стену, как от угловой башни послышались шаги. Страж медленно брел по дощатому настилу, кулаки сунул под мышки – холодало. В том месте, где была переброшена веревка, остановился, внимательно всмотрелся вниз, в черноту. Асмунд готов был поклясться, что его не видно, как не видно и тонкой веревки, но страж что-то учуял, не зря остановился, и Асмунд медленно положил ладонь на рукоять топора.
Внезапно рядом с ним застучали частые капли. В лицо брызнуло горячим. Страж мочился долго, откинувшись всем корпусом назад, зевал с жутким завыванием, запрокидывал лицо, подставляя лунному свету. Когда заскрипели доски настила, Асмунд еще долго лежал неподвижно, не смея оторвать лицо от земли. Не поднимаясь, он нащупал веревку, она внезапно ожила, с силой начала выскальзывать из рук. Асмунд вцепился крепче, его потащило наверх, как мешок с отрубями. Он выставил локти, охраняя лицо от ударов о бревна, благословляя пещерника: кто еще догадается втащить его, как подобает воеводе? Если поджарый Рудый едва вскарабкался, то настоящему мужчине, кем, без сомнения, является он, Асмунд, залезть непросто, да и недостойно его звания лезть по стене, подобно мартовскому коту.
Он стукнулся локтями, коленями, наконец сверху ухватили руки, голос Рудого потихоньку произнес совсем близко:
– Смолоду ворона в поднебесьях не летала, не полетит и под старость… Фу, как от кого-то смердит!.. Асмунд, ты без нас не пустил под себя лужу?
Асмунд побрел за маячащей тенью Рудого, ступеньки вели вниз, в еще большую темноту. Повезло, что под стеной остался он, а не дерганый Рудый. Если жаб боится, то тут вообще бы заорал или метнул нож, страж бы завопил в предсмертном крике, ляпнулся бы, как сырое тесто, с такой высоты. Набежали бы всякие, начался бы шум и гам, но он, Асмунд, человек мирный, привык без лишней драки…
– Вперед не суйся, – произнес голос Рудого над самым ухом, – позади не оставайся, в середке не болтайся! Тогда все пойдет хорошо.
Асмунд остановился, пытаясь выполнить все сразу, понял, что все тоже остановились, вслушивались, затаившись в темноте. Они находились внутри двора, в углу между двух стен. Двор был слабо освещен ныряющей в тучах луной и красноватым светом из окон терема. Олег сказал свистящим шепотом:
– Двоим, самым смелым, надо остаться здесь. Возможно, им придется сражаться с целой дружиной, всем войском Твердыни… Пока что старайтесь не выдать себя. Ждите сигнала. Рудый, ты пойдешь со мной.
– Куда угодно от этой вони, – пробормотал Рудый с готовностью.
Асмунд сердито засопел, потребовал сдавленным голосом:
– Почему именно Рудый?
– Нужна лиса, а не лев, – объяснил Олег. – Мы лишь поглазеем, понюхаем.
– Не произноси этого слова, – простонал Рудый. Он зажимал себе нос. – Пойдем. Ну пойдем же!.. Асмунд, насчет глотания жаб по утрам… Можешь завтра утром поймать для меня самую крупную! С бородавками. С перепонками на лапах!
Они исчезли, прошло немало времени, прежде чем Асмунд заподозрил, что его подло надули. Причем кто – святой человек! Он обернулся к князю, тот шепнул успокаивающе:
