– Почему бы нет? Предают время от времени все женщины. Если убивать, то всех! Зато готовила, стирала, следила за огнем. На нее нельзя сердиться. Не получится.
Жрецы сгрудились в дальнем углу пещеры. Фагим вскрикнул, срываясь на визг:
– Все равно я сильнее! Я владею магией!
Олег сказал негромко, но услышали все, даже на дальнем темном выступе, где замерли, не дыша, трое русичей и Умила:
– Морш тоже владел магией.
В глазах Фагима метался страх. Губы тряслись, его била крупная дрожь. Он закричал:
– Но ты беспомощен!.. Ты не владеешь магией!
– Многие так думают, – ответил Олег мрачно.
В пещере коротко и страшно блеснул белый чистый свет. Бронзовые скобы вспыхнули, потекли, как воск на жарком солнце. Цепи обрушились на пол со звоном. Олег отделился от щита – огромный, налитый силой, глаза на обезображенном лице смотрели обрекающе, нещадно.
Фагим замер. Маленькие глазки вылезли, как у рака, тяжелая, скошенная, словно у обезьяны, челюсть отвисла. Жрецы сбились в кучу, кричали в страхе.
– Погоди! – крикнул Фагим судорожно. – Погоди! Но почему не прибегал к магии? Копил мощь для этой решающей схватки? До смертного часа?
– Тебе трудно поверить, – проговорил Олег медленно, чувствуя, как горячая волна ярости, слепой и нарастающей, крушит все заслоны, сметает, превращая его, мудрого ведуна, в осатанелого зверя, – что можно обладать магией и не хапать, не давить, не грести? Быть скованным какими-то морально-этическими путами? Что они тебе, получеловек-полузверь?
Он побагровел от ярости, рифленые желваки вздулись под кожей, огромные кулаки были сжаты. Толстые жилы на шее вздулись, как корабельные канаты. От него вдруг брызнул искрами свет, все усиливающийся – неправдоподобно чистый, неземной, свет первого дня творения, в котором блистали и зловещие красные, как пролитая кровь, линии. В пещере исчез дым, испарился тошнотворно сладкий запах благовоний. Жрецы шумно повалились на пол, закрываясь руками. Гульча обреченно опустилась на колени.
Фагим тоже отступил на шаг, зло оскалил зубы и стиснул кулаки. Над головами прогремело, с каменного свода посыпалась мелкая крошка. Воины с криком бросились из пещеры, но ступени под их сапогами внезапно рассыпались в мелкий песок.
Фагим вскинул руку, с пальцев сорвалась черная молния. Олег пошатнулся, в грудь больно ударило жгуче холодным. Ушибленное место онемело. Он нагнул голову и пошел на Фагима.
Черная молния ударила снова, еще и еще. Воздух в пещере трещал, лопался, длинные искры выстреливали даже из стен. Олег с усилием сделал еще шаг, Фагим взглянул в упор – из-под тяжелого карниза полыхнуло двумя струями черного огня. Олег перегнулся в поясе, на его обнаженной груди вспыхнуло красное пятно, задымились обугленные края раны, но тут же пятно исчезло. Олег разогнулся, глядя исподлобья, лицо было бледным, перекошенным от ярости. Он страшно улыбнулся, руки растопырил, а пальцы сомкнулись, как крючья со стальными когтями.
Фагим поспешно отступил, ударился спиной в стену. В смертельном животном страхе распластался по камню, закричал отчаянно:
– Не убивай! Я буду верным соратником!
– Ты не можешь быть ни верным, ни соратником, – процедил Олег задушенным от ненависти голосом. Он начал поднимать правую руку, вытягивая скрюченные пальцы к верховному магу.
– Не убивай, я хочу жить, я готов стать рабом!!!
– Кто держит рабов, тот сам – раб.
Из его ладони вырвался сноп ослепляющего огня. Пещера содрогнулась, по стенам загремели камни. Фагим стоял, окруженный белым пламенем, его пальцы судорожно дергались, вязали защиту. Черный плащ вздулся, Фагим стал выше, массивнее. В запавших глазницах красный огонь полыхал все ярче. Пещера наполнилась черным дымом. На полу отчаянно вопили жрецы. Гульча притиснула к груди кулачки, непонимающе смотрела то на верховного мага, то на пещерника.
Внезапно Фагим взвыл, будто от дикой боли. Красный огонь в глазах разом погас, словно лучина, задутая ледяным ветром. Лицо перекосилось, стало серым, сморщилось, как яблоко в огне костра. Кожа быстро лопалась, наружу выступили белые кости, блестящие хрящи и желтые сухие жилы.
На пол с грохотом рухнул скелет в длинном черном плаще. Кости покатились, стуча по камню, рассыпаясь в сухую пыль. Неземной свет первого дня творения все еще блистал, выжигая тьму, сырость, плесень. Жрецы и воины выли в ужасе, ползли друг на друга, накрывались плащами, щитами, скамьями. Гульча стояла на коленях, а в каменной чаше визжал от удовольствия и подпрыгивал, грозя вывалиться, Игорь – голый и счастливый.
Олег взял ребенка на руки, тот сразу обхватил его за шею, прижался щекой. Олег с отвращением покосился на чудовищный алтарь Чернобога – звериный культ звериного племени: кровь ребенка чужого племени, истыканного каменным ножом, должна стечь по умело вырезанной длинной канавке в черном камне, собраться в заботливо подставленную каменную лохань. Он с яростью толкнул коленом лохань, та грохнулась на пол, разлетелась на мельчайшие осколки.
С дальнего уступа спрыгивали русичи, Асмунд помог слезть Умиле. Княгиня набежала как ураган, с гpомким криком выхватила ребенка. Рюрик был еще белый как мел, стискивал меч, руки дрожали. Асмунд и Рудый, как псы, висли на обезумевшем князе, уцепившись за локти.
– Выход завалило, – сообщил Рудый смятым голосом. – Целые скалы лопались, сам видел!
– Кому нужны старые дороги? – ответил Олег мрачно. – Гульча, ты где?.. Быстрее сюда, поросенок! Рудый, тащи ее сюда. Будет упираться – лупи.
Он встал перед монолитной стеной, уперся обеими ладонями. Раздался грохот, стена разломилась, как
