Дмитрий угрожающе выпятил челюсть:
– Яиц?
– Ну да, – объяснил Енисеев с энтузиазмом. – Это же так естественно!
Дмитрий всматривался в лицо мирмеколога с беспокойством, словно порывался вызвать «неотложку» и вспоминал, что здесь со всеми проблемами приходится справляться самим.
– Ты это… серьезно?
– Дмитрий, – сказал Енисеев, – какой-то ты… консервативный. Узкомыслящий! В Большом Мире уже и гомосеков и лесбиянцев в людей зачислили, а ты на такой естественный процесс как-то странно смотришь! Согласитесь, кладка яиц – это современно, элегантно, удобно и даже гигиенично. К тому же исчезнет этот девятимесячный период вынашивания внутри женского организма. Как слышал, довольно тягостный…
Саша метнула огненный взгляд, биолог говорит чересчур небрежным тоном. И пренебрежительно, впервые в нем проступило нечто от тупого самца.
– Да нам-то что, – пробормотал Дмитрий, – не мы ж с пузами… А их не жалко.
Енисеев сказал убеждающе:
– Просто отложил яйца и иди по делам. А те спокойненько растут, созревают… то да се… Не как куриные, что растут в… яйцекладе, а как у муравьев.
– Муравьи – это да, – сообщил Дмитрий гордо. – Муравьи – умные!
– А когда подойдет время вылупления, – продолжил Енисеев, – можно и поприсутствовать. На то мы и люди, а не звери… э-э-э… насекомые. Нам самим интересно посмотреть на процесс вылупления. Наверное, интересно.
Саша снова стегнула его жгучим взглядом.
– Это можно организовывать, – сообщил Дмитрий. – Если заранее известно время, то всем надеть галстуки, без бутылки не приходить, садимся в круг и смотрим. А они проклевывают скорлупу… нет, прогрызают оболочку… А помогать им будет можно?
– Ритуалы уточнит местком, – уклонился Енисеев. – Хотя… основы можем заложить сами. А то оставь чиновникам, такого наворотят!
– А не заморимся? – поинтересовался Дима деловито. – В яйцах же их будут сотни!
– Сперва, полагаю, по одной-две дюжины, – предположил Енисеев. – И будут не в яйцах, а, скажем, в оотеке… Как только отложить в оотеке, она через день-два, а бывает и через пару часов, раскрывается, детеныши выползают! Это почти живорождение, такой вариант наиболее близок к естественному будущему человечества.
Дмитрий сказал раздумчиво:
– А что… Это уже лучше. Компроматный…. Тьфу, компромиссный вариант… У кого, говоришь, эти оттеки?
– К примеру, у тараканов.
Саша подскочила на высоту своего роста, с высоты взглядом растоптала биолога по всему Полигону.
Дмитрий отшатнулся:
– Не, так я не согласен. Вон отец мне драл уши, когда я свастику намалевал! Сколько я ни доказывал, что это солярный знак солнца… тыщи лет ему от роду, но батя не слушал, ремень на моей спине истер… Фашисты ему где-то этой свастикой насолили. А я уже и не помню, когда эти фашисты были: то ли в Троянскую войну, то ли в одну из отечественных… Тараканы своим непотребным поведением скомпроматричали… тьфу, скомпромисснича… скомпроментировали, во!..
Енисеев сказал с равнодушием, удивившим его самого:
– А что тебе тот мир?.. Там и нас бы потравили дустом.
Но его уже не слушали. Последним отвернулся Морозов, который все это время прислушивался с каким- то особенно жадным вниманием.
К утру ремонт закончили, горелку обезопасили. Морозов пересмотрел пункты безопасности, ужесточил, вызвав ропот. Чудит начальник, казарменные привычки проснулись! Атавизм.
Гондола лежала на опушке леса. Дальше тянулся луг, в воздухе чувствовалась близость реки. Гондола самым краешком коснулась натека смолы, и Морозов издал грозные указы о неприлипании к живице. Ее накапало рядом целые озера. На горизонте темнели пластинчатые горы, иногда уже расклеванные чудовищно огромными существами Большого Мира.
Ксерксы подолгу пропадали в разведке. Оба приносили массу живой добычи, пытались кормить Морозова. Конфликт дипломатично улаживал Хомяков. Отбирая добычу, приговаривал, что позаботится сам, спасибо, ребятушки, отправляйтесь снова, сколько добра пропадает. По нему, все, что не съедал он сам и команда «Таргитая», пропадало в этом мире зря.
Постепенно ксерксы теряли жесткие волоски, на хитине проступали следы схваток. Муравьи на чужой территории отступают без боя, но ксерксы слишком привыкли быть сильнейшими, чтобы уходить, не давая сдачи.
В первые дни, занятые лихорадочной работой, люди не замечали облепивших их клещей, кровотелок, сосальщиков, и Буся с Кузей устроили настоящую бойню. Они резво прыгали с одного человека на другого, перед глазами то и дело мелькали их драконьи тельца, в мощных челюстях с хрустом лопались крошечные кровососы… Оба нажрались, раздулись, как аэростаты, отяжелели. Лапы едва держались за ткань комбинезонов. Когда Дмитрий в конце недели потыкал Бусе в сомкнутые губы клещика, Буся с отвращением посмотрел мутным взором и брезгливо отвернулся.
В конце недели Морозов спросил у Хомякова:
