Она отвернулась от медленно тускнеющего зеркала. Там виднелась сгорбленная фигура, что наклонялась все ниже и ниже. Наконец человек повалился лицом вниз и уже не двигался.
– Нет, – ответила она с дрожью. Ее начало трясти от великого холода, губы посинели. Зубы выбивали дробь. – Не н-н-на-до.
– Тогда остается лишь просить богов, – вздохнул он. – Говорят, что ежели чистая и непорочная душа будет ежечасно… Впрочем, я сам в это не верю.
Охотники уже возвращались, подстрелили крупного горного барана, когда один хмыкнул сочувствующе:
– Гляди, каждая тварь жрать хочет.
Под скалой, на груде перепрелых шкур, бешено суетилась крупная уродливая жаба. На морде повисли сосульки, передние лапы были в крови, изрезанные острыми кристалликами льда. Она тыкалась мордой в шкуры, фыркала, вцеплялась во что-то. Видно было, как упиралась лапами, будто пыталась что-то вытащить.
– И не замерзла, – заметил первый охотник. – У нас жабы замерзают первыми.
– Раньше рыб? – спросил второй иронически.
– Да какая разница…
Они проходили мимо, потом первый, довольный удачной добычей, полюбопытствовал:
– Что она выкапывает?
– Какую-нибудь падаль, – буркнул второй.
Он уже прошел, тяжело пригибаясь под тяжестью барана, а первый – он шел налегке, ибо это его стрела свалила барана, – не утерпел, подошел к жабе:
– Э-э-э… да это не шкуры, а человек в них! Замерз, бедолага.
– Пойдем, – сказал второй нетерпеливо. – А жабу прибей. Нечего человечину жрать. Нельзя приучать зверье людей есть.
– Ну, разве жаба зверь?
Он уже отступал, когда жаба в последнем усилии сдернула край шкуры, и охотник увидел лицо человека. Он присвистнул изумленно, пригоршней смахнул иней с его глаз. Лицо замерзшего было худое, изможденное, такие замерзают раньше других, но в нем виднелись следы былой силы и грубой мужской красоты с ее могучими челюстями, выступающими надбровными дугами и прямым носом с широкими ноздрями…
Второй охотник раздраженно оглянулся, когда услышал за спиной грузные шаги. Его младший брат уже взвалил на плечи замерзшего.
– Одурел? Ему уже не помочь.
– Попробовать надо. Он еще не превратился в ледышку. А пещера, где живет ведьма Эмела, близко.
Старший застонал – младший всегда находит себе трудности. Если бы не его умение подкрадываться к зверю и метать стрелы без промаха, три старших брата уже вытолкали бы взашей из дому.
– Ведьма там редко бывает, – сказал он уже без надежды.
– Тогда уж ничего не поделаешь, – вздохнул младший.
За скалой ветер был злее. Похоже, уже и младший пожалел, что взялся нести замерзшего, но из упрямства не спускал с плеч тяжелого человека, в то время как брат со стонами и вздохами нес барана.
Когда впереди показалась скала с глубокими трещинами, старший опять вздохнул, заворчал. Младший, сцепив зубы, опустил спасенного на землю, затащил в щель, пятясь, а когда из темноты послышалось дуновение теплого воздуха, воззвал громко:
– Эмела!.. Эмела, мы нуждаемся в твоей помощи!
Теплым воздухом пахнуло сильнее. В нем были запахи стряпни, но вместе с ними – ароматы трав, настоек, воска и лечебного меда. Блеснул красноватый свет. Затем донесся далекий женский голос, старческий, но сильный:
– Кто там?
– Путники! – крикнул младший охотник. – Эмела, мы подобрали замерзающего. Еще жив, но это только- только.
Огонь приблизился. Охотник различил высохшую руку, что сжимала факел. За ним смутно виднелась женская фигура.
– А кто там, у входа? – спросил голос.
Охотник оглянулся. Тень у входа поспешно отодвинулась. Он не сумел удержать веселости в голосе:
– Мой старший брат. Который все знает и все может. Он не верит в колдовство.
– Тогда пусть мерзнет, – ответила женщина равнодушно. – А ты неси своего… спасенного.
Была боль во всем теле. Он чувствовал, как его раздирает, потом трясло, корчило, подбрасывало. Судороги выворачивали руки и ноги так, что едва не лопались жилы. Когда корчи отпустили, он лежал распластанный на ворохе шкур, раздавленный, будто по нему проскакал табун коней. И обессиленный, желающий только умереть как можно быстрее.
Затем в сознание проникли два голоса. Мужчина и женщина негромко беседовали, но, прежде чем он начал понимать смысл слов, ноздри дрогнули раз-другой, поймали запахи, и он уже знал, где он, кто сидит над его распластанным телом, что едят и что будут есть позже.