– Все одно струны порву.
– Ты не один, – подбодрил Олег. – Вон их сколько! И все поют.
Томас с отвращением покачал головой, побледнел сильнее. На лбу выступили капли пота размером с лесной орех.
– Ты же слышал… Господь сказал, не до песен. Я не все понял, больно вы там мудрили, но твоя морда зажить не успеет… здорово тебя отделали!.. как опять мечами махать.
Олег потрогал пальцами щеку:
– Зря скалишь зубы, уже затянулось. На мне быстро! Но меч далеко не прячь.
Колесница Ильи-пророка донесла их до нижних райских врат во мгновение ока. Чернобородый верзила все так же придирчиво выспрашивал каждого, будто на дворе все еще первый век нового учения, когда христиан на всем свете горстка и надо блюсти чистоту рядов. Он побагровел и затрясся при виде подъезжающей со стороны райского сада колесницы с невиданными седоками. Илья пренебрежительно отмахнулся, соскочил. Ворота распахнулись от мощного пинка так, что затряслись столбы. Кони горделиво выбежали на простор. Илья-пророк удивленно присвистнул.
На лужайке звучно выдирают траву с корнями два вороных с красными, как пурпур, длинными гривами и роскошными хвостами. Мальчишка-табунщик понесся навстречу, горяча коня.
– Великий Аттила… был уверен!.. Это подарок… Его потомку… и его невесте!
Илья снова спрыгнул с колесницы, привязал коней длинным поводом позади. На лице пророка был откровенный восторг, хороших коней видел сразу, только на Томаса посматривал с недоумением. Томас на всякий случай сощурился, вроде бы у Аттилы глаза раскосые.
Пророк дико гикнул, колесница помчалась, слегка наклонившись вниз. Томас оглянулся, но вороные послушно неслись следом. Его конь преданно посмотрел Томасу в лицо. Глаза у него были как у ребенка, чистые и ликующие.
Илья-пророк, не оборачиваясь, крикнул злорадно:
– Ага, тебе коня не дал!.. Зато морду как побили, морду!.. Жаль, не видел. Хоть на тебе заживает как на собаке, но рубцы останутся! Надеюсь, останутся.
Встречный ветер выжимал слезы, кони пророка мчались все быстрее и быстрее. Далеко вверху и позади исчезали сверкающие громады небесных дворцов, замков, крепостей, башен. Облака смыкались за колесницей, пригашая небесное сияние.
Томас все еще потрясенно оглядывался, глаза круглые, не верил, что все кончилось так удачно.
– Олег, не смейся, но мне понравилось.
– В раю?
– Вообще. Ад, рай, демоны, ангелы, крылатые Змеи, Ахерусейское…
– Детство, – пробурчал Олег. – Всяк любит в нем побывать, но хочешь не хочешь – надо вылезать из- под теплого одеяла.
– Какого одеяла? – не понял Томас. – Знаешь, зато я твердо понял, почему грешить нельзя!
– Почему?.. Ах да, собака ждет…
В его голосе проступила прежняя суровая твердость. Томас вспомнил:
– А что он тебе дал?
Олег медленно разжал кулак. На Томаса из раскрытой ладони взглянул знакомый зверек из турьего рога. Цепочка была чиста от крови, только сам оберег слегка обгорел по краю.
– И что же? – не понял Томас. – Ух ты, эту же языческую штучку ты обронил у Сатаны!.. Ничего не понимаю. Выходит, Господь все же может распоряжаться у Дьявола, как наш прелат в монастырских подвалах? Почему ж не изничтожит?
Олег покачал головой.
– Потому что.
Томас покосился на Яру, перед ней дураком выглядеть не хотелось, буркнул раздраженно:
– Почему?
– Не только ангелы – его мысли, – ответил Олег тихо. – Он и Сатана – один человек. Или один бог, если тебе так удобнее.
Томас отшатнулся:
– Да как ты…
– Томас, – сказал Олег с горечью, – Сатана был сильнейшим из его ангелов, так? Выходит, не все мысли у Бога и тогда были правильные, чистые.
– Сэр калика, я попрошу не забываться!
– Он не может, – сказал Олег невесело, – уничтожить в себе темные страсти. Это убить половину себя… если только половину! Но он загнал свое темное вглубь, знаешь в какую глубь, и вот уже… сколько веков!.. насаждает чистое и светлое, борясь с самим собой, побеждая в себе зверя, преодолевая свою похоть, сластолюбие… все то, что знаем как семь смертных грехов и множество мелких, гадких, но приятных.
– Олег!
– Потому Пречистая может опускаться в ад, ибо мать пойдет к ребенку куда угодно… даже босая и с ранеными ногами… может уговорить о милости – даже закоренелый преступник не откажет матери!.. Томас, многие нелепости, которых ты даже не заметил, стали понятнее.
