Томас ахнул:
– Ты знаешь и христианское… э-э… противохристианское колдовство?
Калика буркнул:
– Какое, к черту, христианское! Так еще гиксосы своих чертей вызывали.
Он шагнул через порог, а Томас, чувствуя на спине взгляды рыцарей, выпрямился и вошел с достоинством подлинного христианина. На всякий случай он прошептал «Ave Maria» и сложил пальцы крестом.
В тесной комнате стоял старый медный котел на чугунной треноге, на столе пустыми глазницами зияли три черепа, высушенные кисти рук, крылья летучих мышей, блестящие камешки, на стенах висели пучки трав, листьев, ветки омелы и проклятого христианами бедного дерева осины.
– Ага, – сказал калика удовлетворенно, – это от халдеев, это от халдуев, это от хохлов, а это и вовсе от хеттов… Станьте у стен. По-благородному станьте, на меня не обращайте внимания.
Томас спросил с надеждой:
– Ты берешься вызвать демона?
– А ты против?
– Как король – да… но, сэр калика, прошу тебя, не останавливайся и ни о чем меня не спрашивай! Делай свое богомерзкое дело.
Калика бросил коротко:
– Тогда проследи, чтобы не приперся тот дурак со святой водой. Хоть и трус, но дурное рвение может подвигнуть…
Он что-то бурчал еще, все тише и тише, раскладывал травы, присматривался, начертил на полу пятиконечную звезду, оглядел с удовлетворением, поправил линию, наконец отступил и еще раз сказал уже совсем строго:
– Ни звука, ясно? Не шевелиться.
Томас сказал сэру Винстону строго:
– Никого сюда не пускать! Ни-ко-го!
– Но, мой лорд, – осмелился сказать Винстон, – то, что мы творим, не слишком ли… э-э… противозаконно установкам Господа нашего…
– Не слишком, – ответил Томас твердо. – Мы шли на священную войну с неверными сарацинами, воевали, не щадя жизней, за Гроб Господень, но когда было нужно – заключали с ними перемирие, даже покупали у них еду, нанимали в проводники! И все это было разрешено святыми отцами Рима!
Винстон просветлел, отступил вниз, вскоре слышно стало, как он остановил кого-то на лестнице, там слышались раздраженные голоса, даже звякнуло железо. Наконец оттуда донеслось только сопение кучки здоровых мужчин, зажатых в тесном пространстве. Томас поглядывал с нетерпением и страхом: только бы никто не вмешался, не нарушил, не поломал.
Калика властно поднял обе ладони. Лицо его было торжественное. Все замерли. Внутри звезды словно бы пронесся ветерок, потом Томас понял, что это сквозняк из единственного окна.
Калика нахмурился, сказал что-то на незнакомом наречии. Опять в торжественной страшной тиши все ждали, затаив дыхание. Наконец Томас прошептал, еще не веря:
– Ничего…
– Сам вижу, – огрызнулся калика.
– Но ты ж говорил…
– Ну и что? – ответил калика еще рассерженнее. – Раз на раз не приходится. Что-то сорвалось. Не так повернулся, не с тем ударением… Хоть и воруете друг у друга, но иной раз что-то добавляете, а то и само за столетия меняется незаметненько для вас самих. Но я знаю, что кто с ничем пришел, тот от ничего и погибнет…
Он повторил заклинание еще и еще, всякий раз чуть меняя интонацию, и вдруг в середине звезды на мгновение вспыхнул свет. Калика сам посветлел лицом, кивнул довольно, пошел бубнить дальше, свет мерцал, усиливался, наконец там вспыхнул оранжевый огонь, брызнул искрами, повалил дым. И в столбе дыма поднялся во весь немалый рост багровый зверь. Он раскрыл пасть, пахнуло смрадом, рыкнул, раскинул в стороны огромные руки, почти упираясь в противоположные стены. В правой лапе держал боевой молот размером с наковальню.
– Сгинь, – велел калика.
Демон моментально исчез, как пропал и дым, только сизая струйка поползла под ноги Томасу. Тот не дрогнул, только спросил напряженно:
– Зачем прогнал?
– Это Черный Слуга, – объяснил калика. – Только для боев. Даже разговаривать не умеет.
Томас покосился на замерших у двери рыцарей. На их лицах можно было бы писать, как на беленых стенах домов простолюдинов.
– Какой же он черный? – только и нашелся что спросить.
– А хрен его знает, почему так зовут…
Взвился синий дым, в его облаке предстал живой, как ртуть, оранжевый демон, весь блестящий и переливающийся. Калика спросил подозрительно:
