Томас тяжело вздохнул, но Олег видел, как сгорбленная спина чуть распрямилась, а плечи раздвинулись. Только голос все еще оставался встревоженным:
– Но как бы ее… ну, понимаешь, не вздумали… силой.
Олег ахнул:
– Томас, ты в своем уме? Ее ж не плотник похитил, который не чует разницы между кухаркой и женой хозяина! Ее уволок хоть и мерзавец, но все же рыцарь! И то не для себя, а для кого повыше.
– Повыше?
– Ну да. Ворон ворону глаз не выклюет, а кус мяса отберет. Мужчины друг другу уступают замки, земли, даже коней иногда, но не женщин. Женщин отбирают, выкрадывают, уводят. Так и твою Яру уже мог отнять у твоего мерзавца какой мерзавец повыше рангом. А раз выше, то еще больше знает разницу между женщиной, которую берут силой, и женщиной, которую надеются уговорить… Так что Яра сейчас в безопасности. Ее накормили, напоили, переодели. Перед ней пляшут шуты, а адские барды поют адские песни.
Томас все яснел лицом, словно тучка сбежала с утреннего солнышка.
– Спасибо, ты меня успокоил. Но я должен поспешить вырвать ее из гнусных лап злодеев.
– Да, – согласился калика, – спешить надо. А то с этими нарядами, песнями да плясками еще и голову задурят. Все-таки женщина! Тем более красивая. Да и драгоценностей могут надарить полные сундуки, каких ни у одного короля не найдешь…
Рыцарь вскочил, поспешно напяливал сапоги. Брови снова сшиблись на переносице. Похоже, вспоминал, успел ли подарить своей невесте хотя бы колечко.
Калика наблюдал с любопытством:
– И куда ж ты?
– Спасать! – огрызнулся Томас.
– А куда?
– Не знаю. Потом придумаю. Мне в седле моего боевого коня только и думается. За столом дяди Эдвина я засыпаю, как жаба в болоте, а когда трясет, то в голове как бы взбалтывается… Такое всплывает!
Калика брезгливо поморщился:
– Представляю. Лады, собирайся. Поглядим, вдруг да мне по дороге. Вот только пролив…
Томас отказался от королевских доспехов из тонкого, как пергамент, листа, покрытого золотом, и теперь тяжело поворачивался в толстом железе, похожий на окованный металлом таран, которым пробивают ворота крепости. Калика оглядел его с головы до ног оценивающе, зябко передернул плечами, будто это железо предложили надеть ему.
– Люблю молодца и в половце. Да ты хоть дорогу в ад знаешь?
Томас остановился на миг, но тут же с помощью оруженосца надел через плечо широкую перевязь с двуручным мечом.
– Откуда?
– Так как же попадешь туда?
Томас принял из рук верных рыцарей щит, надел на локоть.
– Ты подскажешь.
– Я? С какой стати?
– Ты, – ответил Томас со сдержанной яростью, – где только не побывал, а в аду как раз полно твоих дружков. И в котлах, и среди тех, которые под котлы дрова подкладывают да вилами несчастных тыкают, как ты меня, когда будил ни свет ни заря. Да и разве святой обет рыцарства…
Он осекся, ибо зеленые глаза горели откровенной насмешкой. Оруженосец молча застегнул на поясе Томаса толстый ремень с кинжалом в дорогих ножнах. Лицо юноши было торжественное и суровое, а на человека в звериной шкуре смотрел с нескрываемым отвращением.
– Ну ладно, – сказал Томас раздраженно, – из тебя рыцарь, как из… Но просто дружба? Ладно, мы так и не сдружились. Ну просто христианское участие… А, черт! Или чисто мужское сочувствие? Наше мужское понимание?
Оруженосец прожигал варвара в звериной шкуре ненавидящим взором. Калика подумал, отмахнулся с небрежностью:
– Бред мелешь, как дурная мельница Сампо, что все море засолила. К тому же я не знаю туда дорогу. Раньше можно было пролезть через дупло Прадуба… иные звали его Ясенем, было такое Мировое Древо неизвестно какой породы. Вершиной достигало небес, даже выше, а корни висели в подземном мире. По дуплу как-то раз… гм… Но уже в тот раз дупло было такое агромадное, что я натрясся, когда лез. Вот-вот, думаю, свалится. Такое упадет на голову, даже рыцарю прическу испортит.
Он умолк, а Томас спросил жадно:
– И что же?
– А недавно я проле… проходил в тех краях. Гляжу – нет Дерева. Только холм, но какой! Да еще тлением тыщалетним отдает. Рухнуло, значит. Стояло-стояло, а потом зачем-то рухнуло. А я так и не поглядел, что за червяки его точили. Сколько хотел поглядеть, да все время не хватало.
Томас не понял, как могло не хватить времени человеку, который зачем-то годами сидел в пещерах, но спросил о своем:
– Может быть, обознался? В благородной рассеянности, свойственной святым людям… ну, для чертей святым, перепутал пустыни Аравии со снегами Имира?
