бы привычных явлений…
Томас гаркнул, бешено раздувая ноздри:
– Ты мне голову не морочь! Я не строю из себя умника, того бы ты уже обвел вокруг пальца, а сейчас вот мой меч – твоя голова с плеч. Посмотрим, у черта вырастет ли другая?
Он зловеще выпростал меч, широко замахнулся. Горбун в диком страхе обхватил колени Олега:
– Неужто рыцарь ударит в спину?
Олег предостерегающе протянул руку:
– Томас, погоди. А то ненароком и мне обрубишь… хоть я и отшельник, но все же. Что-то мне его гнусная рожа кого-то напоминает. Ты случайно не сын Исхамона?
Горбун вскрикнул, растирая по лицу крупные, как капли нефти, слезы:
– Сын. Но почему случайно?
– Такая рожа могла получиться только случайно. Говори, кто послал? Зачем? Что велел? Сбрешешь – умрешь не от меча. Я не рыцарь. Ты у меня издохнешь так, что ваш Сатана примчится перенимать опыт.
Горбун пролепетал:
– Да-да, наслышан. Я могу отличить рыцаря от… не рыцаря.
Томас насторожился, видел, как Олег метнул в его сторону огненный взор.
– Наслышан? От кого?
– Ну, о великих героях, как и о великих злодеях, все почесать язык любят. Я уж не упомню, кто и что говорил, но говорили… Не то у тебя шубу украли, не то ты украл… А шел я, чтобы повиниться перед рыцарем. Все равно конь мне не достался.
Томас онемел от такой наглой лжи. Его могучий кулак взлетел над головой черта, тот втянул ее в плечи, а калика сказал быстро:
– Говори, что слышал о женщине из мира живых?
– Какой… женщине?
Олег сказал раздраженно:
– Не прикидывайся. Не каждый день, даже не каждый век из мира живых уволакивают человека. Кто?
Томас ухватил черта за черную шею, сдавил. У того глаза полезли на лоб, посинел, пасть открылась, высунулся лиловый язык. Оба едва расслышали слабый сип:
– Ры… царь… Гудвин…
Томас чуть разжал пальцы, черт уже закатывает глаза, а Олег сказал нетерпеливо:
– Это своей чертовой бабушке скажи. Гудвин – тля, мальчик на побегушках, как и все рыцарство. Кто послал Гудвина?
Томас, дернувшийся при оскорблении рыцарства в лице Гудвина, снова сдавил шею черта, а другой рукой прищемил ему нос.
– Говори.
Черт просипел, из лиловых глаз выкатились две крупные слезы.
– Меня прибьют…
– Разве ты смертен? – удивился Олег.
– Или сошлют, – прошептал черт.
– А что может быть дальше ада?
– Это… цветущий сад… в сравнении… что ждет вас…
Томас поежился, но голос держал рыкающим, нагоняя на иудея ужас:
– И туда придем… за правом первой ночи! А ты, если не скажешь сейчас…
Черт дрожал, из глаз ручьем катились крупные слезы, с шипением шлепались на землю, исчезали, оставляя выжженные круги. Калика, гадко ухмыляясь, взял его за хвост и начал наматывать на кулак. Черт побледнел, скосил умоляющий взор на рыцаря, но тот уже побывал в Сарацинии, насмотрелся, лицом не дрогнул, слыша, как скрипит кожа, а потом уже и трещит. Черт взвизгнул:
– Ее… увели… к Вельзевулу!
– Врешь! Вельзевул о ней и не слышал. Кто еще мог приказать такое?
– Не знаю… не смею… Тогда только сам…
Олег внезапно ухватил горбуна за ворот, рванул. Томас едва удержал добычу, ветхая ткань затрещала, он заранее задержал дыхание и сморщил нос, но на месте отвратительного горба зашевелилось грязное тряпье, лохмотья перепрелых кож выпростались, и Томас от изумления едва не выпустил пленника.
Горб расползся в стороны старыми кожаными крыльями, похожими на крылья огромной летучей мыши, потертыми, с трещинками на суставах. Остатки шерсти сохранились только на внутренней стороне, а сухожилия от старости выцвели, сухие, словно выбеленные ветрами кости.
– Так он и летать может? – ахнул Томас. – И ему понадобился мой конь?..
