А сейчас вот с самого начала не удалось сесть так, чтобы держать взглядом ту сторону улицы, откуда покажется Яна: все мужчины стараются сесть именно так, чтобы зад был защищен стенкой, а мордой ко входу, это называется «собака в конуре».
Подошел Klm, за ним — Раб Божий, еще пара незнакомых, они назвали свои имена вместо ников, Крылов их тут же забыл. Да и они сели скромненько, рты не открывали, заказали пепси.
Klm и Раб Божий сами сходили к буфету и вернулись с пивом и креветками. Крылов не утерпел, выдвинул стул, сел к столу боком, глаза косил, заговорил громко, убедительно:
— Да нет, я не отказываюсь от идеи… идеи Великой Скифии! Просто… я просто медленно подвожу базу под эту идею. Ведь это выбор пути! На самом же деле, сколько бы ни говорили о бесконечности дорог развития, на самом деле, повторяюсь, выбор крайне узок. Это либо режим щажения, либо — тренировки. Третьего просто нет. Первый путь: это работать по минимуму, стараться не перетрудиться, работу искать такую, чтобы платили больше, а спрашивали меньше, после работы сразу же отдыхать, расслабляться, балдеть…
Матросов фыркнул:
— А кто живет иначе?
— Второй, — сказал Крылов невозмутимо, — это и после отработанного минимума добавить нагрузки: в учебе ли, в спорте, диете… Можно порасслабляться, жалея себя, но можно даже в усталости встать и покачать железо, наращивая мускулатуру. Можно сесть и до поздней ночи грызть гранит науки. Можно следить за своей фигурой, сгоняя складки жира с брюха и боков, выпрямляя спину, можно изнурять себя тренажерами, проливать реки пота… Оба этих человека… щадильщик и тренировщик, получают равное удовольствие, но — разное! Один тем, что не утруждается, другой — что ходит с мощными мускулами, знает ассемблер и яву. Понятно, что первых, я говорю о щадильщиках, девяносто девять процентов в любой стране. И если начинать создавать новый народ… ну, пусть возрождать старый древний, то надо не просто ориентироваться на этот один процент, а надо сделать его обязательным…
— Как это?
— Ну, у всякого наступает такой момент, когда устает качать железо. Не потому, что мышцы трещат, это терпимо, а как бы… ну, другие не качаются, а счастливы. Так вот, качание железа для скифа должно быть обязательно.
Тор инстинктивно раздвинул плечи, напряг и распустил пласты мышц, лишь затем переспросил непонимающе:
— Качание железа?
Крылов поморщился:
— Я фигурально! Ты что, других фигур, кроме фиги, не знаешь? Качать железо — это идти через усилия. Только человек может качать железо! Никакое животное, пожрав, не станет трудиться сверх необходимого. И человек, который при первой же возможности старается отдохнуть, расслабиться, побалдеть, — это уже не человек… с точки зрения скифа.
Klm сказал предостерегающе:
— Э-э, полегче! А то мне слышится что-то не то нацистское, не то расистское. Мне, как еврею…
— Для скифскости нет ни эллина, ни иудея, — сказал Раб Божий торжественно.
Klm удивился:
— Да что же, скифство — это вроде новой религии?
Матросов с явным сожалением покачал головой:
— Нет. Религии все обгадились здорово. В них все еще идут, но уже только идиоты. Некоторые еще из моды, из желания чем-то поживиться… Но древние узы крови говорят сильнее! Так что удобнее делать это национальностью. Ну, пусть пока народом или даже народностью. А потом, если выживем, то переведем и в национальность.
Откин пожаловался:
— У меня это пиво уже начинает из ушей выплескиваться!.. Нельзя ли перейти на что-то другое?
Тор заявил знающе:
— Чем больше выпьешь пива, тем красивее наши женщины! А что ты хочешь?
— Например, — сказал Откин сердито, — кофе.
— Нельзя, — ответил Бабай-ага сожалеюще.
— Почему?
— Сочтут интеллигентами. А то еще интеллектуалами в придачу. Нет, надо держать марку людей сильных и напористых.
— Это пивуны-то напористые? Да они только пузы отращивают! Только сопят, рыгают да гогочут перед телевизором. К тому же, кроме матчей по футболу, ничего не смотрят.
— Хоккей еще смотрят, — возразил Раб Божий с укором. — Я, к примеру, хоккей смотрю… Ну, смотрел раньше. Но Матросов прав, я тоже перейду на джин с тоником. А немного интеллигентности тоже не повредит. Кофе — исконно-посконно скифский напиток! Он рос в Аравии, просто куст тебе и куст, но как-то раз один скиф заметил, что козы, поев листьев кофейного дерева…
— Я эту легенду слышал, — прервал Принц, — но там было сказано, что заметил араб.
— А что еще было сказать? Скифы уже как тысячу лет ушли с Аравийского полуострова. А до этого двадцать девять лет оккупировали всю Азию, Палестину, Мидию…
— Знаю-знаю. Теперь это я назубок знаю. Так, говоришь, скиф кофе открыл?
— Скиф!
— Ладно… Эй, девушка! Смели тогда и на мою долю, хорошо?
— Эксплуататор, — укорил Бабай-ага. — Не по-скифски утруждать красивых женщин.
— А некрасивых?
— Некрасивых нужно, — сказал Бабай-ага с убеждением. — При чем здесь дискриминация? Пусть все стараются быть красивыми. Красивой стать может любая, стоит только постараться. А кому лень, той лом в руки, и пусть асфальт долбит… Это я теперь знаю. Я вчера сбросил лишние восемьдесят килограммов!
Принц открыл рот, смерил его взглядом, не настолько уж Бабай-ага и был толстым, спросил недоверчиво:
— Это как?
— Развелся, — объяснил Бабай-ага, — так что теперь свободен, располагайте мной!
— Это в каком смысле?
— Я те дам смысл! Просто решил, что это слишком дорогая плата за то, чтобы мне иногда стирали носки.
По спине пробежала сладостная дрожь. Мышцы напряглись, плечи разошлись в стороны, а грудь выгнулась вперед, словно изнутри надували, как жабу через соломинку. Он еще не понял, на что так среагировали его рефлексы, но сердце подпрыгивало, кувыркалось, ходило на ушах, а душа внезапно потребовала, чтобы он встал и запел — громко и возвышенно.
Из далекого подземного хода вынырнула Яна. Там еще двигались в разные стороны люди, среди них мелькали обнаженные до пояса тела молодых женщин, но Крылов видел только блистательную Яну: божественную, в легкой шляпке, спасающей от солнца, в легкой блузке, закрывающей ее от горла и до запястий. Юбочка, правда, микро, скорее — широкий поясок, белоснежные трусики выглядывают дразняще, длинные ноги несут уверенно и красиво…
— Классную девку отхватил этот хмырь, — послышался рядом завистливый голос Черного Принца.
Сердце Крылова оторвалось и, брызгая кровью, рухнуло в пропасть. Рядом с Яной шел разбитной и свойский Алексей, улыбающийся, круглый, румяный, благожелательный, с крупными буквами на лице: «Smile!» и надписью на Т-майке: «Make fuсk, no make war!»
Яна светло улыбнулась, Алексей помахал рукой. Он лучился радостью, безмятежным счастьем и благодушием. В воображении Крылова пронеслось, как он сладострастно изничтожает соперника, выламывает руки и разбивает камнем голову… просто за то, что тот идет с этой женщиной и владеет ею… изничтожает и нисколечки не чувствует себя виноватым…
Он встал, радушно раскинул руки:
