– Я уже отворачивался, – буркнул он, но повернулся лицом к стене.
Наблюдая за ним подозрительно, она поспешно стащила через голову рубаху. Ее шелковистая нежная кожа от холодного воздуха сразу пошла крупными пупырышками, и Яра испугалась, что вдруг он обернется и увидит, какая у нее отвратительная кожа. Еще подумает, что она болеет коростой, а то и вовсе шелудивая.
– Уже? – спросил он, когда она отбросила рубаху и потянулась к платью.
– Нет!!! – заверещала она в панике.
– Почему нет? – удивился он и сделал вид, что собирается повернуться.
Она, как дикая кошка, ухватила платье, отпрыгнула и, испепеляя его взглядом, стала поспешно натягивать платье, что как назло село и налезало туго, застряв в плечах, а она, с таким чехлом на голове, ничего не видела, сжималась от стыда и унижения, ибо он мог повернуться и таращить свои бесстыжие глаза на ее посиневшую, как у гусыни на морозе, пупырчатую кожу.
Когда голова наконец пролезла в вырез платья, Томас стоял к ней спиной. Уже или все еще. Плечи его подрагивали, будто удерживал смех. Яра стиснула зубы. Может быть, он и подглядывал, а потом, чтобы не лопнуть от смеха, отвернулся. У них, мужчин, вся порода такая – бесстыжая, наглая.
Когда вышли к реке, осеннее солнце упало на плечи, и Яра ощутила хоть какое-то тепло. Томас спихнул плот на воду, Яра села посредине, а он встал с веслом у края. От воды несло холодом, и Яра сжалась в комок, стучала зубами. Постепенно воздух теплел, но вода не нагревалась от бедного осеннего солнца, и холод пробирал до костей.
Течение все ускорялось. Томас уже не греб, а только отталкивался от берега, если подносило слишком близко, отпихивал плывущие рядом бревна, выворотни, трупы зверей. Однажды Яра взвизгнула, когда к плоту прибило раздутый труп коровы. Томас обернулся, с невозмутимым видом ткнул шестом, корова уплыла вперед.
– И куда мы? – спросила она.
– На север, – ответил он. – Даже на северо-запад.
– Не думаю, что эта река течет по Британии!
Он невозмутимо двинул плечами:
– Все реки впадают в море. А за этим морем лежит моя Британия.
Она наблюдала за ним с ненавистью. Слишком самоуверен, слишком высокомерен, чтобы к нему можно было чувствовать хотя бы малейшую симпатию. Надменность, которая якобы обязательно должна быть врожденной у человека благородного происхождения, брызгала у него из каждой поры. А это портило его еще больше, чем лицо, испещренное шрамами, или квадратные плечи.
Он прислушался, голос был тревожный:
– Впереди неприятность…
– Люди?
– Ну, ты сразу берешь худшее…
Она тоже прислушалась, голос сорвался на писк:
– Пороги?
– Что такое пороги?
– Ну, это такое… такое…
Она показала обеими руками, какие пороги, едва не свалилась с плота. Томас покачал головой:
– Ага, понял. Похоже, но не совсем. Там водопад. И немаленький.
Он стал поворачивать плот к берегу. Теперь их несло быстро и стремительно, плот качало и вскидывало. Она хваталась за мокрые скользкие бревна обеими руками, едва ли не зубами. Томас отчаянно греб веслом – лопасть была слишком узкой, чтобы быстро уйти с середины реки.
Яра замерла, а когда впереди вынырнули камни – все-таки пороги! – даже закрыла глаза. Снизу страшно ударило, грохнуло, ее подбросило в воздух. Обрушилась уже в ледяную воду, ушла с головой так, что на миг ощутила под ногами дно. Ее потащило в потоке, швыряло, крутило, она держалась изо всех сил, показалось, что услышала голос Томаса, потом ее плечо сжали жесткие пальцы. Мелькнуло перекошенное лицо, глаза прищурены, в волосах белеют клочья пены.
– Набери воздуха! – услышала его крик. – И сожмись в комок!
Воздух дрожал от рева, а течение было стремительным, как бег коня. Река впереди обрывалась, Яра с ужасом поняла, что там водопад, о котором говорил Томас. В следующий миг ее швырнуло в пропасть – она едва успела набрать в грудь воздуха и поджать колени к груди.
Ее швырнуло с высоты в бездну, вода поглотила с головой. В глубине давило, крутило, мяло, она изо всех сил стремилась выбраться наверх, отчаянно работала руками и ногами. Когда грудь уже разрывалась от удушья, ее выбросило наверх, как щепку, она вынырнула по пояс, жадно хватила воздуха, окунулась, ее понесло в бешеном течении.
Рев водопада становился глуше, но теперь ей почудился другой рев, злой и торжествующий. А водяные брызги швыряло в лицо то с одной стороны, то с другой. В какой-то миг ее повернуло, и она увидела, как над рекой пронеслось темное исполинское тело. Крылья били тяжело, вздымая высокие брызги. Ей показалось, что на драконе, если это был дракон, а не Змей, темнела человеческая фигурка.
– Хватайся за веревку! – услышала она лютый крик Томаса. – Хватайся, дура!
Отплевываясь, выныривая из бушующих волн, она с пятой попытки увидела сквозь брызги пронесшуюся мимо толстую веревку с широкой петлей на конце. Томас орал на нее, он держался среди волн на расстоянии длинного копья.
