Она возмутилась:
– Я могу нести почти столько же, сколько и вы!
Калика пыхтел, взваливал тюк на плечи, а Томас просто посмотрел на нее как на пустое место, да еще заросшее чертополохом с гусеницами, улитками, тлями и мокрицами.
– К тому же я ем втрое меньше вас!
Взгляд Томаса скользнул по ее развитой фигуре. В глазах рыцаря она прочла сильнейшее сомнение. Всем своим видом он говорил, что она жрет, как корова, да еще и ночью перетирает жвачку.
В этот день они прошли не меньше чем верст сорок. Калика и Томас двигались впереди, проламывая кусты, Яра тащилась сзади, мечтая умереть, чтобы не двигаться дальше. Только когда начало темнеть, а под ногами корни стали неотличимы от мха, мужчины сбросили мешки, остановились перевести дух.
Когда Яра, пошатываясь, добралась до них, Томас легко снял с нее поклажу. Сказал одобрительно:
– Хорошо… Я слышу знакомые звуки и знакомый запах, которые люблю.
– Какие? – спросила она подозрительно.
– Мой конь так же топал, когда на него садились втроем… и так же от него несло, когда возвращался в замок, проскакав мили две-три… Только пены у него бывало поменьше.
Яра вспыхнула, но ответить не успела, калика указал ей за спину. Сзади медленно догоняла сизо-черная туча. Края от внутреннего жара были лиловыми, с окалиной, словно только что из кузнечного горна.
Томас не оглядывался, он, как и Олег, чувствовал ее приближение в резких порывах ветра, в глухом грохоте, а затем и слабых сполохах молний. На землю пала густая тень.
Когда они после короткой передышки взобрались на невысокий холм, сзади уже встала стена пыли от тяжелых капель крупного дождя. Но смотрели не назад, Яра едва не завизжала от радости: спереди блистал, все еще освещенный солнцем, город.
Казалось, он возник внезапно. С вершины холма открылся вид на широкий холм, перед которым первый казался кротовой кучкой. Этот настоящий холм был плотно заставлен домами. Основание холма опоясывал ряд высоких каменных стен, а на самой вершине стоял белый кремль из множества сторожевых башен, стен с бойницами и крытым внутренним двором. Между кремлем и городской стеной дома знатных и хибары бедноты перемешивались в беспорядке, отсюда трудно было сказать, какая часть города богаче.
Ветер нес запахи от города, и Томас улыбнулся. Теперь мог сказать, в какой части расположены кожевники, в какой – хлебные ряды, а где… Ну а деньги не пахнут, если не толпятся в загонах в ожидании бойни.
Впереди воздух был по-утреннему чист, несмотря на приближение грозы, прозрачен, словно гроза уже прошла. Томас мог различить каждый кирпичик в городской стене. Засмеялся, склоны чернели от муравьишек: люди носились, суетились, что-то деловито таскали, еще больше напоминая развороченный муравейник. Впрочем, перед грозой муравьи всегда суетятся, прячут добычу, закрывают входы-выходы.
– Придется пробежаться, – сказал Томас и с сомнением посмотрел на Яру. Впрочем, сомнение было другого рода. Похоже, не удивился бы, обгони она их обоих на крыльях. Или на метле.
– Не успеваем, – пробурчал калика.
Томас сам видел сожалеюще, что гроза настигает чересчур быстро. Олег наметанным глазом вычленил что-то подозрительное среди груды камней.
– Влево и за мной!
– Что там? – насторожился Томас.
– Пещера. До города все равно не успеем.
Томас фыркнул:
– Вот уж не думал, что побуду отшельником!
– Конем или ослом был, – ответил калика равнодушно, – почему не побыть и отшельником?
– Когда это я был конем? – оскорбился Томас.
– Я сам видел, как ты однажды в Киеве нес конскую попону. И даже седло.
Томас подошел к Яре:
– Снимай сапоги.
Она посмотрела с вызовом:
– Мне кажется, тебе не подойдут.
Он нахмурился:
– Я не шучу.
Она нехотя села, попыталась стянуть сапог. Он покачал головой, умело снял, другой рукой придерживая ее под коленом. На правой пятке вздувалась большая красная водянка. Томас покачал головой, осмотрел ногу тщательнее. Ее ступня была узкая и с нежной кожей. В его широкой ладони она выглядела маленькой и нежной, ему пришлось напомнить себе, что Яра совсем не крохотная и беспомощная женщина, это его ладони похожи на весла.
Он держал ее ступню, ощупывал растертые места. От ее розовой ступни в его ладонь шел мощный поток странного тепла. Томас разогрелся, даже сердце застучало чаще. Он чувствовал, как горячая кровь прилила к щекам, а шея раскалилась докрасна.
– Каждый солдат должен уметь наматывать портянки, – строго заметил он. Его голос прозвучал хрипло.