– А что, если…
Таргитай не договорил. Через пролом с грохотом ворвался на приземистом коне дворцовый страж. Был он поперек себя шире, грузный, как бочка с соленой рыбой. Конь лихо простучал, взыграл горделиво. Киммер щурился, приноравливая глаза к полумраку.
– Эй! – прокричал он низким простуженным голосом. – Живо во дворец! Только с черного хода – ясно?.. Иначе голову снесут – задницей петь будете.
Конь всхрапнул, понес через котлы, взвились горящие угли. Кузнецы едва успели отскочить, киммер достал одного плетью, захохотал, и они с конем исчезли в дверном проеме, где сияло солнце.
– Идемте, – сказал Олег. – Перед смертью не надышишься. Не для жизни рождаемся – для смерти.
Возле дворца горели костры, на углях жарилось мясо. Горьковатый дым стлался по всей площади. Звероватые люди насаживали на вертела ободранные туши оленей, стоял чад, пахло паленой шерстью.
Подозрительные взгляды стражей ощупывали невров особенно тщательно. Таргитай ощущал враждебность – низкорослые ненавидят и завидуют рослым, – старался ускорить шаг, но враждебность становилась тяжелее, он слышал, как за его спиной вытаскивали мечи из ножен. Ускорь шаг еще малость – зарубят, скажут, что кинулся бежать…
К черному ходу продирались через пеструю толпу. Там были смуглые люди в пестрых халатах, пахло от них, как от женщин для утех, низкорослые желтолицые, крупные рыхлые мужики – на головах словно бы остался нерастаявший снег; множество лиц уродливых и несчастных, покоренных и озлобленных. Гипербореи, борисфениты, другие народы – всех невры видели впервой, но понимали – не киммеры, такие же подневольные. Из покоренных племен явились кто с дарами, кто будет петь, ублажая кагана.
Мрак двигался через толпу, как бык в стаде коз. Им под стать были разве что гипербореи – люди другого, дальнего Леса, остальные зло убирались с дороги. «Не только киммеры, – подумал Таргитай печально, – все не любят тех, кто выше ростом и сильнее… Как будто мы сами выбрали себе рост и стать!»
Из черного хода вышвыривали кости, объедки. Стаи одичалых собак бросались на добычу с хриплым лаем, грызлись, катались, сцепившись, шерсть летела клочьями. На ступеньках у двери стояли двое киммеров огромного роста, на солнце блестели обритые наголо головы. Посреди дверного проема стоял низкорослый толстяк в халате, полы которого мели грязные плиты. Он выкрикивал тонким бабьим голоском, на пальцах блестели широкие кольца, драгоценные камешки стреляли солнечными зайчиками.
Завидев надвигающихся невров, их волчьи шкуры и крутые плечи, он с визгом попятился:
– Кто такие?.. Какой народ?
Стражи с готовностью направили копья в грудь выступившему вперед Олегу. Волхв ответил густым низким голосом, каким всегда говорил Мрак:
– Певцы от народа дрягодуров.
Толстяк смотрел на них, задрав голову. Наконец совладал с собой, пробормотал:
– Неужто на свете и такие люди живут?.. Проходите в малый зал.
Их ощупали, пытаясь найти спрятанные мечи, у Олега остался только мешочек с травами и оберегами. Таргитай надеялся, что отберут и свирель, но не отобрали…
Невров толкнули тупыми концами копий, и, переступив порог, они оказались в огромной комнате, полной гаму, разговоров, разных запахов – народу битком, иные сидят у стен, другие пытаются прохаживаться. У всех дудки, бубны, рожки, трубы, доски с натянутыми струнами. Разные лица: черные, будто вымазанные сажей; желтые, словно наелись зеленых груш; разная одежда и разный запах.
Стены расписаны цветами и диковинными зверями – грифонами, под самым потолком в ряд оконца. Через них доносятся шум, песни, заздравные кличи. Расторопные придвинули к стене столы, заглядывали оттуда в главный зал, где шел пир. На их лицах плясали багровые отсветы – то ли факелов, то ли костров, разожженных в пиршественном зале.
Мрак вспрыгнул на стол, без усилий оттер двух, едва не размазав по стене. Через окошко тянулся дым, запахи жареной дичи.
– Пир идет, – сообщил он друзьям. – Чадно, дымно, как в кузне… Что за радость гулять в дыму?
Со второго стола оглянулся крупный молодой парень. Он был тяжел, молод и с виду лют, а волосы у него были цвета речного песка.
– Они любят пожары, – сказал он медленно. – Меня зовут Рудольф, я от невротевтов. Вас тоже прислали для этих шакалов?
Мрак окинул его с ног до головы подозрительным взглядом:
– Говоришь ты громко и слишком смело, Рыжий Волк… или Рудый Волхв?
Рудольф усмехнулся, зубы блеснули белые, крупные, как у коня.
– Одно и то же. Мы из одного племени, как вижу. Рудый – рыжий, а волхвы у нас… они же и волки. В полнолуние, конечно. Так что можете звать меня хоть так, хоть эдак. Мы готовимся выйти из Леса… Надо знать, куда выходим. От моего пения, если такой рев кто назовет пением, кони три дня трясутся… Надеюсь, до меня очередь не дойдет, настоящих певцов много. Например, вон тот юноша с чистым лицом и честными глазами. Имел бы я такие, то обокрал бы полмира!
Таргитай скромно потупился. Мрак покачал головой:
– Он сам молится всем, даже Ящеру, чтобы очередь не дошла.
Он вздернул Таргитая и Олега к себе на стол.
Пир во дворце Экзампея потрясал. Огромный зал, под куполом которого поместилось бы десяток Больших Полян, освещали воткнутые в два ряда толстые факелы. Они горели мощно и ровно, но кроме них еще на медных дисках были укреплены масляные светильники.
