рекомендации…
Вода чистая и теплая, а прозрачная настолько, что вижу морское дно метров так на сорок под собой. Интересно, где же аквалангисты, ведь за нами следят неотрывно, чтобы не дать пальчик прищемить…
Я вошел в воду, чистая и невесомая, словно не вода, а некий эфир, за мной след, как от ихтиозавра, хотя прошел сотню шагов, но погрузился не больше, чем до пояса. Сзади настигающий визг, это несется Кристина, брызги выше головы, промчалась мимо, плюхнулась животом и поплыла, неумело двигая руками по-собачьи.
Я поднырнул, укусил за ногу. Тут же пришлось подхватить на руки, иначе от ужаса утонула бы и в ложке воды.
– Все-все, – сказал я торопливо, – не пугайся. Или прикидываешься?
По ее расширенным глазам видел, всерьез, левая грудь подпрыгивает, будто сердце пытается вырваться. Я виновато развел руками, Кристина все еще открывала и закрывала рот, как рыба на берегу, не в силах вымолвить слово. Я погладил ее по плечу, повернул к берегу.
На берегу за это время остались Челлестоун, Соммерг и Лордер, Лакло ушел в дом за коктейлями. Можно бы вызвать официанта по мобильнику, но Лакло, похоже, как и я, не избалован обилием слуг. Возможно, в молодости жил в бедности, все делал сам, а это накладывает отпечаток даже на миллиардеров.
Я лег на топчан, глаза закрыл, чтобы не видеть яркую голубизну неба. Почему они лгут, мелькнула мысль. Да, я их идеологический противник, это ясно. Но почему лгут сейчас? Ведь мы воюем на гораздо более высоком уровне. Мы, можно сказать, обмениваемся термоядерными ударами, что стирают с лица планеты целые нации, народы, политические союзы, а сейчас эта четверка как будто высматривает, куда ткнуть старой заржавленной шпагой.
Нет, это не их ранг… однако же лгут. Лгут во всем. Все и во всем, что совсем уж дико. Должны же понимать, что надо говорить правду… хоть и не всю, а лгать только в редких ключевых моментах!
Вообще-то неплохой поединок, если смотреть со стороны глазами профессионала. Ведь ложь тоже несет в себе массу информации, а болтун – находка для врага даже не тем, что разболтает правду, а что много болтает. Умному достаточно длинной болтовни, чтобы выудить крупицы правды.
А если тебе еще и задают точно нацеленные вопросы, тут же обрабатывают сведения и на их основе задают следующие, вроде бы невинные, к делу не относящиеся, но очень-очень точные, то можно узнать очень много. Но, повторю, весь фокус в том, что я в самом деле не врал. Я ел то, что хотел, пил то, что желал, оглядывался именно на тех красивых женщин, что привлекли внимание, и слушал лишь то, что хотелось слушать.
Сейчас я просто лежал, раскинув руки, наслаждался чистым морским воздухом. Справа и слева идет обычный треп, лениво перемывают кости авторам последних работ. Отряхивая с тела воду, я услышал брезгливое замечание Соммерга:
– Меня не впечатлила последняя работа вашего Рено Гугейна. Слишком уж она… кровавая.
Я скосил глаза, инфисты сидят в плетеных креслах, между ними яркий зонтик, укрывает от солнца, в центре такой же плетеный столик, где ваза с фруктами. Лакло уже вернулся с коктейлями, лег, но при словах Соммерга подпрыгнул, словно йог, всем телом, на миг зависнув в воздухе.
– Не впечатлила?
– Да, потому и не впечатлила. Я предпочитаю вещи посдержаннее.
Лакло возразил обидчиво:
– Посдержаннее?.. Мы научные трактаты пишем или куем инфистские бомбы?
– Инфистские бомбы тоже должны обходиться без мордобоев, – сухо сказал Соммерг. – А у вас да у Гугейна их… чересчур. Много, если сказать грубее.
Лакло развел руками, смолчал. Кристина наконец перестала обмениваться беззвучными ударами молний с секретаршей Челлестоуна, спросила с напускным удивлением:
– А кто вы? Я раньше думала, что вы те, кто раскачивает этот маятник.
– Мы те и есть, – ответил Челлестоун сварливо.
– Но…
– Но мы иногда сами прыгаем на маятник и качаемся на нем. Как обезьяны. Должны же и мы получать удовольствие?
– Я думала, вы получаете удовольствие, раскачивая…
Она гордо вскинула голову, тряхнула волосами, она общается с такими великими людьми, а эта секретарша даже рот боится открыть, только заискивающе улыбается. Я одобрительно усмехнулся, перехватив ее взгляд.
Челлестоун наморщил нос:
– Станки, станки, станки…
Соммерг хмыкнул, Ноздрикл коротко усмехнулся. Кристина, похоже, не поняла, так как на всякий случай решила обидеться и отвернулась.
Солнце давно скрылось в глубинах моря. Красный бархат раскинулся на полнеба, а лазурные волны тоже стали кровавыми, плотными, таинственными, даже зловещими. Нет, не зловещими, но торжественными, величественными, совсем не теми прыгающими козлятами, как утром.
Ножки легкого плетеного кресла погрузились под моим весом в песок почти до сиденья. Кристина все бегала окунаться в воду, еще две девушки составили ей компанию, остальные вертятся возле нас, хозяев жизни, смотрят преданно.
Лакло тоже иногда бегал занырнуть, как он говорил. Для этого всякий раз мчался по мелководью, как конь, почти милю. Остальные изображали тюленей на отдыхе – отдыхали, балдели, оттягивались,
