саркастически:
– А вам не кажется, что ваши орудия прекратили бомбардировку?
– Верно, – восхитился Засядько. – Как вы хорошо все подмечаете, Иван Сергеевич!
За спиной Рагулина послышались невольные смешки. Он повысил голос:
– Прошу вас объяснить свои действия.
– Я велел прекратить стрельбу.
– Почему?
– Сейчас, ваше сиятельство, вступят в бой ракетчики.
С холма было видно, как Балабуха перебегает от одной установки к другой, проверяя готовность. Засядько поморщился: поручик занимался не своим делом. Пришлось послать адъютанта с напоминанием, что в его распоряжении двадцать три командира. Пусть учится командовать!
Двадцать три ракетные установки нацелились на крепость, двадцать три офицера из ракетной роты встали с запальными фитилями, ожидая сигнала. Триста рядовых ракетчиков спешно готовили к следующему залпу фугасные ракеты. Вместе с зажигательными их было подготовлено три тысячи двести двадцать две штуки!
– Начнем! – сказал Засядько и подал знак фейерверкеру.
Взлетела сигнальная ракета. Все двадцать три офицера поднесли фитили к зажигательным шнурам. Грохнуло и раскололось небо. Даже рассвет померк перед ослепительной лавиной огня! Свист врезался в уши, заставил побледнеть и втянуть голову в плечи. Замерли в тревожном ожидании плотные ряды солдат: через несколько минут они ринутся с лестницами на неприступные дотоле стены, но многие ли переживут это утро?
Над Варной взметнулось зарево пожаров. Погода стояла жаркая, безветренная, черные столбы дыма от горящих зданий поднимались до облаков.
– Впечатляюще, – пробормотал Рагулин.
– То ли еще будет, – пообещал Засядько.
– Будете стрелять еще?
– Да.
– Мы сами изжаримся в огне…
– Смотрите!
В рядах русских войск послышались ликующие крики. Над бастионами Варны появились белые флаги. Они трепетали, хотя ветра не было: то ли от потоков воздуха, вызываемых огнем, то ли у защитников дрожали руки.
Быховский бросился обнимать друга. Тот вывернулся и позвал адъютанта.
– Немедленно передай Балабухе, чтобы прекратил обстрел!
– Прекратить обстрел! – прокатилось по рядам.
– Прекратить обстрел!
– Прекратить…
Ряды наступающих колонн расстроились, но офицеры не обращали внимания на вопиющее нарушение. Крепость сдавалась! Неприступная Варна сложила оружие! Сколько человеческих жизней спасено…
Вскоре казаки привели турецкого парламентера. Это был офицер в чине полковника, одетый по- европейски. Он вручил Рагулину петицию от военного коменданта Ахмед-паши.
Турки писали:
«Господин командующий! Бесполезно подвергать опасности быть убитыми мужественных русских и турецких солдат в борьбе за Варну. Мы предлагаем вам перемирие с целью установления условий для сдачи крепости. Назовите подателю сего срок, который вы считаете нужным установить для переговоров».
– Не медлите, – подсказал Засядько Рагулину. – Пусть сдают крепость со всей артиллерией, арсеналами, запасами продовольствия и военным имуществом. Знамена и личное оружие могут оставить себе…
– Я сейчас же пошлю, – заторопился Рагулин.
Внезапно Засядько положил ладонь на его рукав. Глаза Александра весело заблестели:
– Эх, тряхну стариной! Сам поеду для переговоров о сдаче.
Рагулин заколебался:
– Александр Дмитриевич… Я понимаю, у вас больше опыта, чем у большинства офицеров, вместе взятых, но не велика ли честь для нехристей, что парламентеромк ним приедет генерал?
– Не парламентером, – сказал Александр с нажимом. – Человеком, который продиктует условия сдачи!
На этот раз, кроме барабанщика и знаменосца, он взял двух младших офицеров, полагалось по рангу. Снова, как некогда в крепость Торн, шел парламентером…
Ворота при их приближении распахнулись. Необходимости в этом не было, рядом была широкая дверца, но так осажденные показали, что сопротивляться больше не будут.
Воины в воротах их встретили угрюмые и озлобленные, на лицах была злоба и стыд поражения. У некоторых на одежде чернели следы копоти, а за их спинами полыхали пожары, слышались крики, треск
