-- Леня, отстань, - страдальчески сморщился Корсаков. - Ты хотел, чтобы они тебе троллейбус помогли перевернуть? Нет, не хотел? Вечно у тебя какие-то дикие идеи: баррикады, революция. Тоже мне, Че Гевара.
-- Я этого так не оставлю!
-- Как пожелаешь. Только сержанта не зли, умоляю тебя.
Появившийся сержант отпер дверь и распахнул ее настежь.
-- Корсаков, на выход, - объявил он.
-- А мои товарищи?
-- Забирай, - согласился сержант, - хотя вот этого живописца я бы оставил. Для профилактики.
Шестоперов напыжился, но Корсаков наступил ему на ногу, предупреждая возможные протесты.
-- Спасибо, товарищ сержант. За нами не пропадет. Леня, буди своих 'барбудос'.
Они растолкали Константина и Германа, сержант проводил их до дверей.
На улице было холодно. Корсаков поежился, поднял воротник плаща и взглянул на часы. Было четыре часа утра.
-- Так, кто куда, а я домой, - сказал он. - Хватит приключений.
-- Игорек, ты чего? А подлечиться? Гляди-ка, - Шестоперов присел на корточки и вытащил из носка две бумажки по сто долларов каждая. - Есть мнение, что нужно посетить Ваганьковское. Вот Константин хотел поклониться Сергею Александровичу и Владимиру Семеновичу. Георгий, ты с нами?
-- А то! Только зовут меня Герман.
Корсаков прищурившись поглядел на Леню.
-- Слушай, Шест. А ведь раньше ты не имел привычки заначивать деньги от друзей.
-- Так это не от друзей...
-- За сотню нас не только выпустили бы, но и на дежурной машине отвезли бы в ближайший магазин. И еще здоровья пожелали бы.
-- Ха, сотню 'зелени' ментам отстегивать, - возмутился Шестоперов.
-- Жлоб ты стал, Леня, на своем Западе, - в сердцах бросил Корсаков, развернулся и пошел в сторону площади Маяковского.
-- Игорек! Ну ладно, чего ты в самом деле? - Шестоперов пробежал несколько шагов, пытаясь задержать Корсакова, потом остановился, - ну, как знаешь. Что Константин приуныл? Сейчас помянем мастеров пера и дебоша. Ну-ка, Гвидон, лови тачку!
-- Сейчас поймаем, только я - Герман.
Добравшись до Маяковки, Корсаков купил бутылку пива и пересчитал наличность. Осталось около ста рублей. Метро было закрыто, а похмелье наступало нешуточное и он, махнув рукой, остановил первого попавшего частника.
-- До Арбата подбрось, командир, - попросил он и, сковырнув ключами пробку с бутылки 'Балтики', присосался к горлышку.
Глава 3
Корсаков пересек Арбатскую площадь. Возле ресторана 'Прага' наряд милиции грузил в 'канарейку' компанию гостей столицы, пытавшихся прорваться в уже закрытый ресторан.
-- Только водки взять - и все! - кричал один, видимо, самый трезвый.
Пожав плечами Корсаков не оглядываясь прошел мимо. Если хотели водки, так чего проще - вон возле метро круглосуточная палатка.
Булыжная мостовая Старого Арбата была мокрая, фонари светили сквозь туманные ореолы. Арбат никогда не спит, во всяком случае теперь, когда из уютной московской улицы с малоэтажными домами с коммунальными квартирами, сделали нечто вроде музея под открытым небом. Именно нечто. Корсаков поморщился - он еще помнил действительно старый Арбат, воспетый Булатом Шалвовичем. А теперь... ну, что ж. Теперь улица кормит Корсакова и десятки, если не сотни других художников и музыкантов, поэтов и спекулянтов. Милиционеров и бандитов, проституток и нищих. Разве раньше пошел бы какой-нибудь иностранец, набитый 'зеленью', прогуляться по подворотням столицы? Не пошел бы, а сейчас - успевай только за рукава хватать, рекламируя свой товар.
Игорь миновал целующуюся парочку напротив дома Александра Сергеевича и свернул в Староконюшенный переулок. Здесь было темно, но он знал здесь каждый камень - уже год, как Корсаков жил в выселенном доме. Вот и старый двор, окна пялятся в ночь пустыми рамами.
Игорь открыл скрипучую дверь, прислушался. Первый этаж давно облюбовала компания бомжей. Иной раз до утра гуляют, но сейчас было тихо: то ли упились до беспамятства, то ли просто спят, набив за день ноги хождением по дворам.
Год назад, когда Игорь и еще несколько художников собрались устроить в доме сквот - общежитие творческих личностей, старожилы решили проверить их на вшивость. Но художник нынче пошел крепкий - и выпить не дурак, и подраться, если приспичит. После нескольких баталий будущие соседи выпили мировую и с тех пор друг друга не трогали. Менты из 'пятерки' - отделения милиции 'Арбат', смотрели сквозь пальцы на самовольно въехавших жильцов, правда, при этом не забывая забирать свою долю от художественных промыслов. За год сквот прекратил свое существование - в доме остались только компания бомжей и Корсаков с соседом, Владиславом Лосевым - тоже считавшим себя художником.
Корсаков проверил дверь в подвал - там он хранил несколько картин, из тех, которые были ему особенно дороги, и поднялся на второй этаж. Ощупью нашел скважину замка - единственного дверного замка во всем доме, открыл дверь и облегченно вздохнул. Наконец-то дома. В короткий коридор выходили двери трех комнат, но лишь одна была более менее приличная - закрывалась и даже запиралась. Там Корсаков и жил вместе с Владиком. Рисовать Владик не умел совершенно, но по его теории нынче это и не требовалось.
-- Мое дело - изобразить что-то несусветное, а знатоки объяснят, что я хотел сказать своим полотном.
В общем-то он был прав, хотя давно миновали благословенные времена, когда любой, кто мог держать в руке кисть, имел шанс выгодно продать свои 'таланты'. А Владику и кисть была не нужна - он работал, в основном, шпателем и ценность его картин измерялась количеством израсходованной краски.
Игорь распахнул дверь. Комната была перегорожена облезлой китайской ширмой, на стенах висели картины в самодельных рамах. На полу горели свечи. В нос ударил плотный запах травки. За ширмой вполголоса переговаривались. На гвоздях возле двери висело кожаное женское пальто и армейская куртка Лосева. Корсаков закрыл дверь, скинул ботинки и прошел к своему лежбищу - пружинному матрацу на полу под окном, возле которого кучей были навалены законченные картины. Сбросив куртку, он повалился навзничь, совершенно обессиленный.
-- Это кто к нам пожаловал? - спросили из-за ширмы.
-- Я пожаловал, - проворчал Игорь. - Влад, выпить нету?
-- Увы, мой друг. Даже чай кончился, - Владик выглянул, с сочувствием покачал головой, - и денег нету, вот что самое обидное.
-- Есть деньги, - раздался женский голос, - кто пойдет?
-- Привет, синичка, - сказал Корсаков, - давно прилетела?
-- Давно. Так кто пойдет? Деньги в кармане, в пальто.
-- Я - пас. Ноги не держат.
Владик, голый, как грешник в аду, прошлепал к двери, порылся в карманах пальто и выудил кошелек. Раскрыв его, он освидетельствовал наличность и разочарованно свистнул.
-- Здесь же баксы... Где их сейчас разменяешь?
-- В 'пятерке', - пробормотал Корсаков. - Менты сотню, как полста обменяют и не чирикнут. Пойдешь?
-- Не, - покачал головой Лосев, - я им должен уже. Отберут 'зелень' - и с концами. А я виноват, если клиент не идет? - обиженно спросил он.
-- Ох, - страдальчески закряхтел Корсаков, - ну что ж мне, сдохнуть теперь?
-- Анют, может ты сбегаешь? - спросил Владик.
-- Еще чего, - Анюта, тоже нагишом, выскочила из-за ширмы, отобрала кошелек и засунула его в пальто, - на меня и так половина отделения слюни пускает. До утра доживете, не в первый раз.
Корсаков с ленивой завистью посмотрел на них. Молодые, стройные, животы плоские. У Анютки грудь
