– Она, наверное, идеальная жена для тебя, не так ли?
Я понял, что со стороны Анжелики это предупреждающий сигнал, но одновременно почувствовал, что она так поступает против своей воли. Я придвинулся ближе к ней, чувствуя, что у меня голова идет кругом.
– Да, – сказал я. – Бетси действительно идеальная жена.
– А как Рики?
– Рики? С Рики все в полном порядке.
– Я... – Она встала и отступила от меня. – Я могла бы увидеть его?
Ее глаза явно призывали меня держать себя в руках, приказывали вернуться к роли чужого мужа. И желание увидеть Рики она выразила только для того, чтобы разорвать нить, протянувшуюся между нами. Анжелика считала, что посещение Рики отрезвит меня, и, конечно, заблуждалась. Если бы она мыслила разумно, то поняла бы, что вид Рики будет еще одним ударом, а если бы разумно мыслил я, то понял бы, что посещение Анжеликой комнаты мальчика – это самая худшая измена Бетси. Но я был далек от того, чтобы мыслить разумно, я просто жил настоящей минутой.
– Конечно, – сказал я. – Пойдем к нему.
В комнате мальчика на маленьком столике горела ночная лампа. Рики спал и темная челка падала ему на глаза. Внезапно мальчик широко открыл свои большие черные глаза. Он взглянул на меня, а потом перевел взгляд на Анжелику.
В этот момент из висящих на стене швейцарских часов выскочила кукушка и прокуковала время – два раза.
Рики внимательно взглянул на часы и сказал:
– О-о! Два часа! Это очень поздно, правда, па?
– Конечно, – ответил я.
Рики снова посмотрел на Анжелику.
– А кто эта тетя? – спросил он.
– Это наша знакомая, – ответил я.
– А у меня сегодня вырвали зуб, – похвастался Рики, обращаясь к Анжелике.
– Пойдем отсюда, – вдруг сказала Анжелика и направилась к выходу. Я поцеловал Рики, пожелал ему доброго сна и последовал за Анжеликой. Я нашел ее в холле у двери.
– Дай мне деньги, Билл. Я должна идти!
Мысль о том, что Анжелика через минуту уйдет отсюда навсегда, показалась мне чудовищной.
– Может быть, выпьем? – предложил я.
– Нет, Билл...
– В самом деле, всего один коктейль. Как-никак, но ведь это наш прощальный вечер.
Я смешал в гостиной два коктейля и принес их в холл. Когда Анжелика брала стакан из моей руки, я почувствовал, что одержал победу.
– Ты знаешь, что уже третий час ночи? Не слишком подходящее время, чтобы искать номер в гостинице.
– Но ведь это совсем не важно, который сейчас час. В доме есть очень хорошая комната для гостей.
– Нет, Билл.
– Почему нет? Какая разница?
В стакане Анжелики льдинка звякнула о стекло, а когда я взглянул на ее руку, то увидел, что она дрожит. Я отобрал у нее стакан с коктейлем и поставил на стол.
Потом я обнял ее за плечи, не ощущая ни малейших угрызений совести, ни малейшего ощущения вины. Это было просто неизбежно. Не отрывая своих губ от губ Анжелики, я потянул ее к стоявшему рядом дивану. Она не сопротивлялась. Когда мы упали на диван, она тихо вскрикнула и прижалась ко мне. Я услышал ее тихий вскрик, понял, что мое тело одержало победу над рассудком, что Бетси и вся моя дальнейшая жизнь ничто без Анжелики...
Я первым услышал сдержанный кашель. Хотя он и прозвучал очень тихо, я услышал его, так как это был неожиданный, неуместный звук. И снова кашель... На этот раз громче... значительно громче.
Я оторвался от Анжелики и увидел Элен, стоявшую почти рядом с диваном. На ней был белый купальный халат, а заплетенную на ночь косу она перебросила через плечо; ее лицо заливал пунцовый румянец.
– Извините, – пробормотала она запинаясь. – Я не знала...
Анжелика села, а я, как идиот, спросил:
– Ах, это вы, Элен?
– Рики проснулся и позвал меня, – пролепетала она в замешательстве. – Я пошла в кухню, чтобы принести ему немного теплого молока, и не знала, что...
Она повернулась к нам спиной и выбежала из холла.
Долгую минуту мы сидели рядом в молчании. Потом Анжелика встала, поправила платье, вытянула из- под меня свой плащ и, набросив его на плечи, сказала бесцветным голосом:
– Дай мне денег, Билл.
Я пошел в спальню, где на столике лежал мой бумажник. В нем было около тридцати долларов. Минута ошеломления миновала, и теперь меня охватили страх и тревога. Я вынул почти все деньги, оставив несколько долларов, и отнес их Анжелике. Я полностью отдавал себе отчет в том, что виноват во всем я – полностью и исключительно. Это я, тот, кому было что терять, так упорно и решительно стремился к тому, что произошло. Теперь я восстал против этого: я хотел считать себя жертвой, потому что это было выгодно мне. Анжелика была врагом, который нагло вторгся в мою жизнь, чтобы испортить ее во второй раз.
Она спрятала деньги в сумочку и спросила:
– Как ты полагаешь, она расскажет Бетси?
– Понятия не имею. Скорее всего расскажет.
– Мне ужасно неприятно.
Анжелика подняла чемодан, стоявший на полу, и отворила дверь. Все еще охваченный беспокойством за судьбу моего супружества, чувствуя себя виноватым, я смотрел на нее и удивлялся, какая она маленькая, невзрачная и бесцветная... Я просто не мог поверить, что минуту назад безумно желал ее. Теперь я хотел лишь одного: чтобы она как можно скорей ушла.
– Будь здорова, Анжелика, – сказал я. Она задержалась в дверях.
– Может, ты знаешь какой-нибудь приличный отель поблизости? – спросила она. – Я совсем не ориентируюсь в нью-йоркских отелях.
– Пожалуй, подойдет 'Уилтон'. Это совсем рядом – нужно пройти меньше квартала по Мэдисон- стрит.
– 'Уилтон'... Благодарю тебя, Билл. И прощай!
Анжелика шагнула через порог и аккуратно закрыла за собой дверь. Оба коктейля так и остались стоять нетронутыми на столе. Я взял свой стакан и осушил его одним глотком. Уход Анжелики не принес ожидаемого облегчения. Меня душил стыд и угрызения совести. Какую-то минуту я думал о том, чтобы пойти в комнату Элен и просить ее не разрушать счастье мое и Бетси.
Однако ни на миг меня не оставляла мысль, что я все так драматизирую потому, что хочу сохранить какие-то остатки самолюбия и гордости. Бетси это поймет. Наверняка поймет.
На следующее утро я проснулся трезвым и спокойным. Я вполне отдавал себе отчет в возможных последствиях вчерашнего вечера и прежде всего в том, что через минуту взгляну в лицо Элен.
В детской Рики ел овсяные хлопья, а Элен, сидя рядом с ним, вязала на спицах один из своих безобразных свитеров, которыми одаряла неисчислимых племянниц в Англии. Она была одета в накрахмаленную форму английской бонны, которую носила постоянно. Она подняла глаза с выражением ледяной вежливости.
– Элен, в отношении вчерашней ночи я хотел бы только объяснить...
– Извините, но мне не пристало требовать от вас объяснений.
Я попытался продолжить:
– Это наша старая приятельница. Она оказалась в затруднительном положении...
