опасности. Сердце женщины бешено заколотилось.
Пытаясь отвлечься, она выпалила первое, что пришло в голову:
– Почему у вас патологическая потребность приказывать мне?
– Не знаю, – честно ответил он. – Просто вам это, кажется, необходимо.
– Уверяю, что это не так. Мной руководили всю жизнь. Вот я и решила недавно взять свою жизнь в собственные руки и прожить ее так, как это нравится мне самой. И мне не нужны ни вы, ни любой другой мужчина, чтобы указывать, что мне можно, а что нельзя делать.
Коди так напрягся, что Кэтлин поняла – ей удалось полностью отомстить ему за невыносимое высокомерие.
– Позвольте заверить, что вовсе не собираюсь вмешиваться в вашу жизнь. Лично я считаю, что чем раньше вы уедете отсюда в Чикаго, тем лучше. Вы не созданы для жизни здесь. Вы для этого слишком беспомощны.
Кэтлин отпрянула, пытаясь вырваться из его рук. Ярость росла в ней с невероятной скоростью и силой и так и просилась выплеснуться наружу.
– Не смейте мне больше указывать, что делать! – проговорила она, и каждое слово звучало громче предыдущего. – Я гроша ломаного не дам за все ваши предположения. Я буду ездить на той лошади, которую выберу сама. Я останусь в Монтане столько, сколько пожелаю сама. И танцевать я буду с кем пожелаю. И если захочу переспать с каждым мужчиной в этом зале, то так и сделаю, ясно?
Раздались громкие аплодисменты и веселые подбадривания толпы. Кэтлин заморгала от неожиданности и оцепенела от ужаса. Ее так распирало от ярости, что она совсем позабыла, где они находятся. Очевидно, толпа развлекалась ее страстной речью, весьма удачно пришедшейся на конец мелодии.
Ковбой, выглядевший так, словно на нем скопилась трехнедельная пыль от перегонки скота, выскочил вперед.
– Можно мне предложить себя в качестве первого кандидата, мэм? – с надеждой ухмыльнулся он.
– Прости, приятель, – тут же вмешался Коди, – леди слегка погорячилась. – Его пальцы обхватили ее локоть мертвой хваткой, и Коди двинулся к двери. Кэтлин поняла, что либо придется поспевать за ним, либо он просто поволочет ее за собой. Когда они вышли на улицу, свежий ночной воздух принес приятное облегчение. Коди по-прежнему шагал широким шагом, так что Кэтлин пришлось бежать рядом, чтобы не упасть.
Когда они дошли до его машины, Коди резко повернулся, отпустил ее руку и прижал женщину к дверце машины.
– Если кто-то и будет первым, так это я! – И Коди впился в ее губы.
Мгновенно все мысли Кэтлин смешались, ее захлестнуло чувство восторга. В поцелуе не было нежности. Он был страстным и собственническим, но она покорно отдалась ему. Он заражал своей страстью и вызывал ответный огонь во всем теле.
Наконец Коди оторвался от ее рта. В тишине раздался хриплый стон, он уткнулся лбом в ее волосы, все еще перебирая их. Кэтлин слышала его судорожное дыхание, грудь вздымалась в такт учащенным вдохам, пока Коди пытался отдышаться.
– Кэтлин...
– Кажется, я видела его машину вон там, – раздался встревоженный голос Мэтти.
Коди в отчаянии застонал, но Кэтлин так и не смогла заставить себя посмотреть на него. Она четко расслышала сожаление, когда он произнес ее имя. Было бы просто невыносимо увидеть то же самое в его глазах.
– Тебе лучше уйти, – тихо сказал он.
Кэтлин подняла глаза, и Коди, убрав прядь волос с ее щеки, наклонился и нежно поцеловал в губы.
– Спокойной ночи, Кэтлин, – прошептал он, и ушел.
Ошеломленная этой нежностью больше, чем предыдущим страстным поцелуем, Кэтлин медленно повернулась и пошла прочь от машины.
– Мам? Мы здесь еще долго пробудем? – спросила Хизер.
Кэтлин оторвала взгляд от серебряных ложек и вилок, которые аккуратно заворачивала в бумагу.
– Но мы здесь всего три недели, рыбка.
– А мне показалось, что целых три года. Кэтлин улыбнулась и вернулась к своей работе.
– Хизер, тебе здесь действительно так плохо или ты поставила перед собой задачу портить всем настроение?
– Я здесь несчастна, – упрямилась Хизер. – Мне не хватает моих друзей из Чикаго и...
Кэтлин терпеливо ждала продолжения:
– И?..
– Я скучаю по папе, – выпалила Хизер. – Почему он ни разу не позвонил с тех пор, как мы сюда приехали? Ты, наверное, просто не сообщила ему, что мы здесь, да?
– Ты прекрасно знаешь, что я все ему сказала.
Кэтлин вздохнула, не зная, что ответить дочери. Со времени их развода Гэри становился все необязательнее по отношению к дочерям. Ее это нисколько не удивляло, но его равнодушие больно ранило девочек, особенно Хизер. А Кэтлин уже устала придумывать уважительные причины для его затяжного молчания.
