приказал ярыге оседлать еще невыезженного коня и спустя двадцать минут вылетел на нем за ворота, повернул к реке, и погнал жеребца вниз по течению Рыденки — без всякой цели. Просто потому, что на ровном льду лошадь не рискует переломать себе ноги в невидимой под снегом яме.
Они ходили мимо друг друга, словно не замечая, еще два дня. Каждый вечер Зализа порывался увезти жену к себе в Анинлов, и каждый раз, когда слезами, когда уговорами, Алевтина уговаривала его остаться еще немного.
Утром, перехватив пару кусков хлеба с вареной убоиной, опричник уезжал в поле, где гонялся с ветром наперегонки, рубил саблей лозу, разгоняя коня в широкий галоп, на всем скаку сбивал кончиком рогатины одинокие листья со свисающих над дорогой или над руслом реки ветвей. Рана на горле, уже почти было затянувшаяся, от тяжелого дыхания в морозном воздухе посвистывала, отчего постоянно казалось, что рядом есть кто-то еще. Третьего дня, выйдя на улицу, боярин Волошин угрюмо кинул вслед выезжающему за ворота Зализе:
— Перед вечерней зарей в церковь замежьенскую приезжай.
И хотя называть опричника по имени боярин Харитон побрезговал, Семен понимал, что обращается Волошин именно к нему.
— Крепко строят язычники, — не удержавшись, похвалил гдовские стены сын Кетлера, когда на воинский строй опустились сумерки, и безуспешно прождавшие штурма воины были распущены на отдых. На обещанный пятый день стены города так и не рухнули. — Ничего, завтрашнего дня вам не пережить.
Бомбарды выстрелили еще раз, и на сегодня война закончилась.
— Господа рыцари! — громко произнес командующий армией, и закованные в тяжелые железные доспехи воины, зная, что нужно делать, надели шлемы, став окончательно похожими на таурменов — людей-башен.
Отряд из трех десятков железных от кончиков копыт и до заклепок под пышными перьями на шлемах существ неторопливо выбрался на лед, строясь в тройную шеренгу.
— Господа, — поднял руку к забралу кавалер. Иван. — Пошли!
Рыцарь уронил забрало, одновременно опуская копье и заводя кончик древка в специальное кольцо, предназначенное именно для удерживания копья в опущенном состоянии, тронул кончиками шпор бока ширококостного битюга, и тот пошел вскачь, постепенно разгоняясь. Под ударами многих десятков копыт лед задрожал и начал угрожающе потрескивать, но отряд разгонялся все быстрее и быстрее, взметая рыхлый снег, который тянулся позади длинным шлейфом, дробя подковами застывшую поверхность озера в мелкую ледяную крошку — и все вместе сливалось в нарастающий тяжелый гул, словно из земных недр пыталось выбраться огромное неведомое чудовище.
Впрочем, чудовище уже имелось: оно мчалось по поверхности озера многотонной железной массой, остановить которую, казалось, не смогла бы даже поставленная поперек дороги каменная стена, оно ощетинилось тонкими стальными жалами копий, на наконечниках которых и сосредоточилась вся накопленная чудищем энергия — настолько огромная, что за всю свою историю человечество не смогло создать броню, способную остановить этот удар.
После полумили бешенной скачки задние всадники начали отставать, еще через милю стали отставать всадники второго ряда, но вскоре задающий темп командующий принялся замедлять гонку, постепенно переходя на быстрый шаг. Рыцари начали поднимать копья, снимать шлемы, весело обмениваясь впечатлениями, И старательно косясь через плечо назад, пытаясь разглядеть, кто и насколько далеко отдалился от первой шеренги.
Разумеется, дворяне влезали в полные воинские доспехи и устраивали атаку в пустоту не для собственного удовольствия. Они тоже знали, что боевой конь должен уметь то, для чего его растили и воспитывали, должен постоянно тренироваться. Впрочем, помимо тренировки в общем строю и разминки коней, подобная атака показывала еще и то, кто из дворян лучше держится в седле, у кого сильнее или лучше выезжен жеребец. Отличный повод, чтобы с гордостью поглядывать потом на менее удачливых товарищей по походу.
Повернув к деревне, крестоносцы медленным шагом подводили коней к невысокому помосту, откуда оруженосцы и кнехны снимали их из седел и помогали сразу скинуть самые тяжелые пластины кирасы, чтобы воин мог без страха дойти до избы своими ногами.
— Итак, — встретил у дверей кавалера Ивана дерптский епископ, — вы не смогли взять города.
— Мы возьмем его завтра, — беспечно отмахнулся молодой командующий. — Немного терпения, господин епископ.
— Мы уже совершенно разорили эту деревеньку, сын мой — отошел немного в сторону священнослужитель, вглядываясь в темное пятно, оставшееся на месте сгоревшей маленькой избушки. — Скоро здесь будет нечего есть, и нечем кормить лошадей. Между тем, как раз завтра сюда приведут боевых коней ваших и моих рыцарей, господин кавалер. Лошади не умеют есть снег! Им нужны сено, ячмень, овес — а все это до сих пор отделено от нас гдовскими стенами.
Отчитываемый, как мальчишка, командующий армией прикусил губу.
Действительно, именно по его настоянию позавчера на этот берег перевели двадцать рыцарских боевых коней — без них орденцы чувствовали себя безоружными. И именно эти кони успели истребить большую часть захваченного в деревне фуража.
— Вы собирались обеспечить нам снабжение, господин епископ, — напомнил сын орденского магистра.
— Для захвата Новгорода, сын мой, для захвата Новгорода, а не для сидения у мелкой пограничной крепостицы. А здесь мы собирались оставить базу, чтобы не зависеть от бредущих за тридцать миль обозов! Здесь у нас должны были найтись трофейный фураж, сани, лошади. Здесь они лежат, а не на другом берегу! Завтра сюда доставят припасы, необходимые для перехода до Новгорода. Но, господин кавалер, именно для перехода, а не для топтания на одном месте!
— Завтра к полудню, — заиграл желваками рыцарь Иван. — Завтра к полудню вы сможете выбрать для себя в Гдове самый лучший дом!
— Я вам верю, сын мой, — с неожиданной легкостью согласился священник. — Вы очень талантливый молодой человек. У вас должно получиться.
Солнце еще только раздумывало, подниматься ему над горизонтом, или отложить это на другой день, когда пищали и бомбарды дружно выплюнули в крепостную стену первые ядра. В деревне Подкурье в это время орденские оруженосцы и епископские дворяне выстраивали кнехтов в отряды и уводили к городу, а рыцари вновь облачались в полный доспех, выходили на улицу, шли к помосту, сколоченному по образцу тех, что ставят на турнирах, откуда слуги и сажали их на коней.
Нет, сегодня цвет Ордена идти в бой не собирался — именно поэтому кавалеры не ленились надеть на себя все до последней кинжальной цепочки. С одной стороны, полная нагрузка была нужна боевым лошадям для привыкания, с другой — зрелище десятков закованных в непрошибаемую, сверкающую на солнце броню должно хорошенько припугнуть засевших в городе язычников и побудить их сложить оружие как можно скорее.
Рядом с командующим небольшой, но сильной армией гарцевал дерптский епископ, чья темная монашеская ряса, накинутая поверх мехового дублета, резко контрастировала с окружающей сталью.
Куртина под непрерывными ядерными ударами уже давно покрылась трещинами, и каждый раз вздрагивала, словно поставленный на ребро ломтик сыра. То, что она обвалится в ближайшее время, стало ясно не только атакующим, но и обороняющимся — и красные войлочные колпаки стрельцов над каменными зубцами уже не мелькали.
Залп!
