— Купец один тайно на бисер весь сменял.
— Он же его как поддельные колечки пустит!
— То не моя печаль, — отмахнулся Любовод. — Не я же пускаю! Не мой и грех. Вот такие у меня вести… Ладно, пойду, сало попытаюсь отдать. Места много занимает, а цена тут — как за треть на Руси. Ох-хо-хо… Макошь, величайшая из богинь, куда же ты смотришь?
Когда солнце склонилось к закату, торговцы стали торопливо отъезжать. Кто легко укатывал на пустых возках, кто, не менее довольный, возвращался с полными арбами добра, выменянного на свой товар. Моряки тоже начали сворачиваться: сносить на берег окованные сундуки, что- то грузили обратно в трюмы, что-то оставляли до хозяйского указа. Любовод появился уже в полной темноте, но на чужой телеге, запряженной волами. В первый миг показалось, что она нагружена сеном, но незнакомые мальчишки начали споро вынимать из него берестяные короба и выставлять неподалеку от кострища. Купец заглядывал в каждую, наскоро убеждаясь, что обману с товаром нет, напоследок напомнил помощникам:
— Сено свалить не забудьте!
Те легко вывернули наружу объемистый, но легкий груз, запрыгнули на телегу и неспешно укатили, поскрипывая несмазанным колесом.
— Груз, считай, золотой, — предупредил моряков Любовод. — Золотой и хрупкий. Треть цены в нем — ваша, за вино ачмасское выкупленная. На Мамку к передней стенке укладывайте. И сперва сено на дно накидайте! — Купец подошел к костру, уселся в траву: — Ног вовсе не чую… Снедь есть какая в лагере?
Приказчик налил в деревянную миску мясной похлебки, сваренной из сушеного мяса, принес, дал хозяину в руки. Пододвинул полотняный мешок с сухарями.
— Чего, рыбы не половить было? — недовольно буркнул купец.
— Ты же знаешь, хозяин, в разных землях нравы разные, — виновато оправдался приказчик. — А ну за ловлю откуп платить положено? Мы уж опосля, вдали от глаз брюхо потешим.
Любовод вынул из украшенного золотыми наклепками чехольчика ложку, принялся хлебать варево и, лишь доев последнюю каплю и облизав столовый прибор, сообщил:
— Неладно здесь, други. Наш товар не в цене, свой интересный товар местные от нас прячут, не продают. Оттого выручки у нас никакой нет, и вида на нее еще меньше. Мехов, что за полцены впихивают, я брать не хочу, на них не наваримся, а зеркала свои прозрачные здешние мастера токмо для себя творят. Мало того. Хоть трюмы у нас и пусты более чем наполовину, ан в казне прибытку, считай, нет вовсе. Три четверти серебра в сталь вложена, в клинки да рогатины, что во всех концах света ценятся. А здесь, как по уговору, ни единого брать никто не захотел. Ни купцы солидные, с коими знакомство свел, ни покупатели обычные, что на торг приходили. Как мыслите, что делать ныне надобно?
— Оставь, хозяин, чего там, — ответил за всех Малюта, кидая в огонь подобранные с земли травинки. — Коли в такую даль забрались, надобно до конца пройти, прибыток отыскать, земли посмотреть. В походе мы недолго, назад никто не просится. Лучше поздно в шелках вернуться, чем рано в рубище. Верно говорю?
— Верно, верно! — отозвались несколько моряков и варягов.
— Посему дальше нас веди, Любовод, — подвел итог Малюта. — Верим.
Собрав нераспроданный товар и задраив трюмы, команды переночевали на краю торгового поля, изредка поглядывая на непривычно яркий аквамариновый шар и золотое лицо дочери великого Раджафа, а поутру уселись за весла и двинулись дальше вглубь неведомых земель.
Первый день прошел совершенно впустую. Как это нередко бывает, река разлилась в пологой низинке, превратив ее в болото, и, кроме комаров, за не???
Но уже утром второго дня за излучиной реки открылось поле с пасущимся на нем коровьим стадом. В полуверсте от берега стоял холм, почти правильной круглой формы с плоской вершиной, сплошь заросшей яркими цветами.
— Ты, ведун, среди нас самый опытный, — с усмешкой заметил Любовод, — тебе и идти. Хочешь — с невольницей, хочешь — с варягами. Я на тебя надеюсь.
В этот раз Олег чувствовал себя более уверенно — но толку это принесло мало. Остановив волокущего за рога козу, взлохмаченного старика, ведун попытался выяснить, кто в городище за старшего, но опять услышал знакомую мутотень про туктоны, Раджафа и просьбы, которые тот обязательно услышит. Отпустив старого жителя, Олег перехватил женщину помоложе, но в ответ на предложение поговорить про товары та сразу замахала руками, ссылаясь на недавний торг, что случился совсем рядом. Так и вернулись ведун с Урсулой без всякого толка.
— Может, и вправду на торгу потратились? — пожал плечами Любовод, выслушав отчет. — Ладно, давайте дальше двинемся. В следующий раз я сам с тобой отправлюсь…
Этот следующий раз случился в полдень нового дня. Будута углядел холм с плоской вершиной, когда ладьи едва не ушли в новый поворот, приняв поле за обычную естественную прогалину. Но городище было — просто стояло верстах в трех, сливаясь с зелеными горными отрогами на горизонте.
— Тебе доверяю, Коршун, — кивнул своему кормчему купец. — Не оставь нас по возвращении без горячей рыбки. А мы с другом моим пока пойдем мозоли новые зарабатывать. Что же они норы свои так далеко от воды роют?
Идти, продираясь через высокую траву, пришлось почти два часа — только потом торговые гости наткнулись на утоптанную дорожку, что привела их к самому селению. Поднявшись на стену, они сразу наткнулись на двух женщин, что, переговариваясь, пропалывали цветочные заросли на соседних прямоугольных клумбах.
— День добрый, красавицы! — радостно поклонился им Любовод. — Мы к вам с вестью доброй, радостной. Товар у нас на ладьях есть редкостный, а ради вас мы готовы его за малую цену отдать.
— Нам-то, наверное, ни к чему, — выпрямилась та, что ковырялась с флоксами. — Может, Тидерий чего знает? Постойте, я вас проведу.
Купец бросил на Олега торжествующий взгляд, и они вместе двинулись за женщиной. Та провела их мимо двух клумб и указала на открытый люк:
— Он там быть должен. Сегодня не выбирался.
Путники полезли вниз — Любовод на несколько секунд замер возле сияющего на стене зеркала, скрипнул зубами — и почти тут же расплылся в улыбке:
— Ты ли будешь уважаемый Тидерий? — спросил он седого старика, что сидел на скамье, опустив ноги в оловянный тазик с водой. От воды явственно припахивало горчицей.
— Болят, болят ноги, — закивал тот.
— Ты, сказывают, в здешнем городе за старшего?
— Нет старше никого, нет, — согласился старик. — Седьмой десяток идет, куда же больше?
Любовод почесал в затылке, поднял глаза на Олега, пожал плечами. Спросил:
— Так ты в здешнем селении вопросы решаешь? Ну, там, купить чего надо, продать, стены укрепить?
— Крепит, это бывает, крепит, — признал Тидерий.
— Великие боги, — вскинул глаза к потолку купец, — не надо ныне надо мной шутить. Я и так в убытке!
— А коли надобно, так я у туктона завсегда спрошу! — решительно взмахнул кулаком старик. — Ничего не боюсь! Я свое пожил, могу и правду сказать!
— Скажи правду, кто у вас за старшего, — попросил Любовод. — Должен же быть в поселке наместник, князь, тиун, посадник, боярин, голова, староста? Хоть кто-то?
— Я ныне самый старший, — уверенно повторил Тидерий. — Я с туктоном
