дружелюбным тоном ответил ведун. — Мы прибыли издалека, пришли с миром и хотели бы встретиться с кем-нибудь из здешних правителей. У вас в селении кто за старшего? С ним можно встретиться?
— Вы добрались вдвоем?
— Нет, наши корабли стоят за полем, на реке. Остальные путники остались там.
— В центре есть туктон Раджафа, к нему можно обратиться самому и услышать волю. Либо к каимовским знакам, что в домах старого Йымкона или По-веста.
Женщина спохватилась, открыла бочонок, зачерпнула из него ковшом, подала корец гостю. Олег отпил несколько глотков, закашлялся. Напиток напоминал чайный гриб — чуть сладковатый, чуть газированный, чуть кислый, но был таким холодным, что зубы заныли. Сделав небольшую передышку, угощение он все-таки допил — из вежливости. Как положено по русскому обычаю, перевернул, стряхивая последнюю каплю в жертву богам и одновременно показывая, что ничего не осталось.
— Спасибо за угощение, хозяйка, — вернул он ковш.
— Теперь идем к туктону, — решительно заявила женщина. — Идем!
— Пошли. — Ведун не стал протестовать против возможности узнать еще что-то о селении.
Они поднялись на самый верх, на цветочную крышу города, прошли по узким тропкам между клумбами в самый центр, спустились в люк под позолоченную крышку. Не станут же туземцы делать люк из настоящего золота! Здесь помещение больше походило на колодец диаметром в пять шагов с кирпичной стеной, в которую и были вмурованы тупени спиралевидной лестницы. Никаких зеркал тут не имелось, но снизу шел мягкий аквамариновый свет. Откуда — ведун так и не понял. Казалось, его рождал сам воздух. По накалу креста было понятно, что тут все пропитано магией с невероятной плотностью, поэтому удивляться не стоило.
— Вот он, туктон, — указала женщина на гранитный шар в половину человеческого роста, что лежал внизу колодца. — Говори, что ты хотел получить от Раджафа и каимовского народа?
— Мы… — Глядя на камень, попытался сказать что-нибудь толковое Олег. — Мы пришли издалека. Мы пришли с миром. Мы хотим торговать с этими землями, чтобы оба наших народа получали от этого выгоду… В общем, купцы мы из Руси. Ладно, завтра, говорят, торг большой будет. Там и разберемся подробнее.
Он повернулся было к лестнице, но женщина внезапно перекрыла ему дорогу:
— По законам Раджафа, все люди равны пред землей и небом. Тому зароком слово его и стража медная. Девочка, отныне ты не обязана слушать этого дикаря. Ты свободна, можешь идти, куда хочешь!
— Законы Раджафа нам не указ! — звонким голосом крикнула в ответ Урсула. — Это мой господин! Я останусь с ним.
— Да не бойся же ты, — попыталась перейти на ласковый тон туземка. — Он больше не сможет ничего тебе сделать. Если он попытается тебя удержать, его покарают стражи великого Раджафа.
— Смотри, как бы тебя не покарали! — Невольница вцепилась Олегу в руку. — Идем, господин. Они тут все злые, злые!
— Чего выведал? — встретил Любовод своего друга на границе лагеря: торговые гости ограничили пространство перед ладьями, натянув под углом два куска парусины, получив одновременно и стены от ветра, и навес от солнца или дождя, выкатили на берег несколько бочонков, развели костер — над огнем грелись многоведерные казаны.
— Селение семей на пятьдесят-шестьдесят. Так что человек триста- четыреста там обитает. Живут в землянках. Скотину мелкую держат, огородничеством занимаются. Ткани я видел, зеркала, обувь, хорошо выделанную. Мужчин мало. Наверное, на работах. Охраны тоже никакой, ни одного человека с оружием. Поклоняются какому-то Раджафу, молятся каменному шару с его именем, обращаются к нему с просьбами, пугают друг друга его стражами. Вроде все.
— Ладно, завтра торг все покажет. Отдыхайте… О боги, что это?
Олег оглянулся и увидел, как в сгущающихся сумерках нал медной чашей богини заплясал аквамариновый огонек. Постепенно разгораясь, он превратился в яркий шар, свет которого вырывал из ночной темноты лицо медной женщины и ее сжимающую рукоять меча руку.
Торг начал просыпаться еще в темноте, задолго до утренней зари. С поляны, слабо освещенной аквамариновым шаром статуи, слышалось пофыркивание скота, деревянный скрип, стуки и негромкие препирательства. Крест ведуна то и дело наливался огнем, отмечая проплывающие лодки. Шорох вытаскиваемых на берег плоскодонок слышался каждую минуту, и если никто не налетел впотьмах на борт ладьи, так только благодаря небольшому костерку, что поддерживали выставленные купцом дозорные.
Слабые лучи рассвета показали уже порядком заполненное поле. Местами телеги и степняцкие арбы стояли вплотную, забросив оглобли друг на друга и выставляя на всеобщее обозрение груды корнеплодов, тюки тканей, россыпи кувшинов, горшков и крынок, косы, седла, разукрашенные бубенцами уздечки, груды шкур, разноцветные бусы и платки.
Между тем с разных сторон все прибывали и прибывали повозки, подходили путники с заплечными мешками. Да что там возки и путники! Олег собственными глазами увидел три промчавшиеся колесницы с шипами на осях, что были распряжены и втиснуты в торговый ряд между меховым прилавком и гладкими, безворсыми коврами, больше напоминающими раскрашенную кошму.
— Коршун, Малюта, — встрепенулся Любовод. — Ступайте, место ищите! Не то останемся на отшибе, никто и не найдет опосля. По паре бочонков с вином возьмите да по тюку полотна. Пусть ратники судовые отнести подсобят. Ныне главное — место забить, а там посмотрим, что уперед выставлять. Так, ведун… Ты приглядывай, а я по рядам пробегусь, гляну, чем богаты торговцы местные.
— Ясно… Ксандр, давай-ка выставим бочонки, что на палубах принайтованы, вот сюда, между навесами парусиновыми. И на ладьях свободнее станет, и место огородим, и как прилавки использовать потом можно будет.
— Прости, хозяин, но по торговой части я не мастак. Коли на воде, то я командую, а так…
— Понял, — кивнул Олег, окинул взглядом стоянку: — Твердята! Вот ты мне и нужен. Будешь пока за старшего. Разгрузку начинайте.
Вернулся купец через час, когда солнце начало заметно пригревать, а прибытие новых продавцов почти прекратилось. Настроение у него было бодрое, кончики пальцев мелко подрагивали:
— Верно ты сказывал, ведун, мехов здесь в избытке. Прицениться я пробовал, да все в кольцах цену называют, а что за кольцо — непонятно. Ткани разные есть. Полотно без прибытка сдавать придется — тут и льняных, и конопляных тканей изрядно. Сало тоже видел, хоть и не много, мед свой у многих стоит и хмельной, и бортнический. Однако вина не видел ни разу, может и уйти. Клинков на торгу нет никаких — от на них, я мыслю, и оторвемся. Клинки суздальские хороши, никто спорить не рискнет. И прихватил я их изрядно. А каменная посуда у здешних мастеров хороша, ой хороша. Взять надобно поболе. К стеклу князья и бояре привычны уж, а такого я и сам не видывал. Ты уж опустошил, вижу, трюмы. Это хорошо, надобно к Малюте и Коршуну товары отнесть.
— Я пойду, тоже осмотрюсь? — спросился Олег.
— Конечно, друг. Может, и ты чего интересного приглядишь, ведун.
— Будута, ты куда?
— Тюки на торг отнести велено… — опустил на траву увязанное полотно
