послышался стук в дверь. Стук становился все громче и нетерпеливее, но тем не менее никто не спешил открывать Пьеру дверь. Пьер стал дергать за дверную ручку. Софи встала с кровати и подошла к дверям спальни. На кухне горела свеча. Значит, Клара дома, однако она явно не желала видеть этого контрабандиста. В конце концов, Пьер изо всей силы пнул ногой дверь так, что полетели щепки. Но это уже было сделано со злости и, потеряв всякую надежду, Пьер побрел прочь, скрипя сапогами по гравию.
Накинув халат, Софи пошла на кухню. Там за столом сидела печальная Клара. Глаза ее были безжизненны, и говорила она монотонным голосом, стараясь не смотреть на Софи.
– Я могла бы простить Пьеру все, кроме пособничества брумфилдской банде! Я никогда тебе об этом не говорила, но теперь, когда все окончательно прояснилось, я все больше и больше убеждаюсь в том, что он намеренно направил тебя по ложному следу. Вот почему я не открыла ему. Он поймет, почему я это сделала, и думаю, больше уже никогда сюда не придет. – Она прикрыла глаза дрожащей рукой. – Послушай, сделай-ка нам лучше чаю.
Чай становился все популярнее в Англии, поскольку его считали панацеей от всех бед, и Софи несказанно обрадовалась возможности как-то успокоить Клару при помощи напитка. И она, и ее подруга отныне навсегда порвали с брумфилдской бандой, Клара – положив конец своей любовной связи, Софи – отвергнув Тома.
– Единственное, о чем я жалею, – это о том, что отныне твое сердце разбито и я тому причиной, – сказала Софи, когда они вместе с Кларой приступили к чаепитию.
– Это не настолько смертельно, насколько ты можешь себе представить, – устало пожала плечами Клара. – Я уже давно думала, что пора положить этому конец. С тех пор как контрабандистов поприжали, я перестала спокойно спать, зная, что у меня под домом перевалочная база контрабандного бренди. Мне же за Билли страшно. Так что, может быть, даже и хорошо, что все именно так сложилось. – Она немного повеселела. – Да и к чему мне сейчас контрабанда. Я ведь неплохо зарабатываю в твоем ателье. Все! Больше я закона уже никогда не нарушу.
– Рада слышать от тебя это, Клара. Я очень надеюсь, что моя кондитерская и впредь будет процветать. Если люди станут обращаться ко мне после того, как уедут в Лондон из Брайтона, я уж точно буду знать, что теперь прочно встала на ноги:
– А почему бы тебе не отправить нашему милашке Принни коробку своих лучших конфет? Теперь-то он уж точно тебя знает.
Софи лишь головой покачала.
– Я этого никогда не сделаю. Это не совсем удобно. В любом случае, мне не хотелось бы завоевывать право на регулярные поставки двору Его Величества именно таким образом. Он считает, что я отличная повариха, мастерица-белошвейка и эксперт в области фарфора. Но когда-нибудь – и я уверена, что день этот обязательно настанет, – он откроет для себя кондитерские изделия фирмы «Делькур» и тогда уж точно будет регулярно себе заказывать только мои конфеты.
По просьбе Ричарда, Софи написала письмо Тому, пожелав ему скорейшего выздоровления.
– Он ведь непременно выкарабкается? – спросила она, в отчаянии посмотрев на Фоксхилла- старшего.
– Если он будет соблюдать советы врачей, то, несомненно, все будет хорошо. – Губы Ричарда скривила горькая усмешка. – Вы же прекрасно знаете Тома, он не привык терпеливо страдать.
– Быть может, мне следует его проведать?
– Он слишком горд. Не уверен, что он захотел бы увидеть вас сейчас. Он слишком подавлен обрушившейся на него болезнью. Но тем не менее продолжайте ему писать.
Ричард всегда забирал с собой письма Софи, когда ездил в Лондон проведать брата. Софи писала о том, что, по ее мнению, могло заинтересовать Тома, начиная с брайтонских происшествий и кончая ее личными размышлениями и мнением по различным вопросам. Как-то раз в письме она даже упомянула о том, что хочет подыскать себе собственный дом, потому что, как бы ни было ей у Клары хорошо, порой ей было грустно от того, что собственного дома у нее нет.
В эти дни Софи почти не видела Генриетту, проводившую время на балах и вечерах со своим женихом. И лишь только тогда, когда дело дошло до примерок их будущих свадебных платьев, Софи и Генриетта встретились. Шитье было доверено проживавшей в Брайтоне известной французской портнихе, и результат обещал быть вершиной элегантности. Генриетта выбрала для своего платья набивной шелк цвета сливок и розовый атлас для Софи. Покрой в соответствии с последней модой должен быть как можно более простым. Юбки были куда менее расширены, чем по прежней моде, талии делались выше и из прежнего убранства сохранялись лишь косынки фишу. Их шляпки должны были иметь широкие поля, носиться слегка набок, а украшались они вуалями из газового шелка. На последней примерке своего праздничного наряда, Антуан был в восторге от новых курточки и панталон из алого бархата.
– Именно это я носил бы дома, если бы жил во Франции? – поинтересовался малыш у Софи, когда они остались вдвоем.
– Ну, если бы ты посещал официальные приемы – бесспорно.
Но чувство новизны от того, что он одет в такой хорошенький костюмчик, вскоре прошло, и Антуан был рад вновь оказаться в своей старой каждодневной одежде. Мальчик с нетерпением ожидал поездки в Глочестер на свадьбу, потому что в Лондон они с Софи намеревались поехать на почтовой карете и заночевать в таверне.
В Лондоне рано утром за ними должен был заехать один из экипажей сэра Роланда, который и доставит их к месту проведения церемонии. Генриетта надеялась, что свадьба состоится в столице, так сказать в самый разгар сезона, но сэр Роланд, будучи вдовцом, решил, что бракосочетание лучше провести в тиши его семейной церкви, в родовом поместье Роландов. На следующий после свадьбы день был назначен бал на восемьсот человек.
– Ты только подумай об этом, Софи, – воскликнула Генриетта, захлопав в ладоши. – Я буду в центре всеобщего внимания! Новой госпожой обширного поместья! Весь цвет дворянства графства почтет за честь со мною познакомиться.
Как-то утром в конце лета Генриетта пришла попрощаться. Сэр Роланд уже уехал к себе в поместье, и теперь она должна была последовать за ним вместе с дядей и тетей. Они будут гостить у владельцев соседнего с имением сэра Роланда поместья вплоть до дня свадьбы.
– Я так буду тосковать по тебе, милейшая Софи! – Когда они обнялись на прощанье, Генриетта всплакнула. – Но сэр Роланд обещал мне, что каждое лето мы будем приезжать сюда на отдых.
– А пока до твоей свадьбы осталось всего лишь три недели, а потом мы опять будем вместе.
– Правильно! – широко улыбнулась Генриетта, утирая слезы. – Твое платье и нарядный костюмчик Антуана запакованы самым тщательным образом и будут ждать вашего прибытия. Оревуар, моя дорогая подруга!
Софи помахала ей на прощанье рукой, и в следующее мгновение светло-зеленый фаэтон с кучером в богатой ливрее понес Генриетту прочь по лондонской дороге.
Рори также был в числе приглашенных на свадьбу, однако служба не позволила ему присутствовать на бракосочетании. Антуан же был вне себя от восторга, когда он и Софи наконец-то отправились в карете в направлении английской столицы. Ему очень понравилось, когда почтмейстер дунул в свой рожок, и лошади понесли их прочь из Брайтона. Проезжая мимо купленной лавки, Софи заметила, что леса уже убраны, а над входом висит переливающаяся на солнце всеми цветами радуги увеличенная копия перламутровой шкатулки. Карета шла с приличной скоростью, и лошадей дважды меняли. Кроме Софи и Антуана, внутри экипажа находилось еще четыре пассажира, в том числе и одна француженка, с которой мадемуазель Делькур и проболтала всю дорогу. Они проехали Кукфилд, Кроулди, Райчейт и Кройдон и еще немало деревень, прежде чем точно по расписанию, ровно через семь часов после отъезда из Брайтона, они подъехали к таверне «Белая Лошадь» на лондонской улочке Феттер-Лейн. Лондон произвел достаточно сильное впечатление как на Антуана, так и на Софи. Здешняя городская суета до боли напоминала парижскую. Как много здесь было карет, экипажей и просто телег, торговых лотков, спешащих куда-то пешеходов и оборванных попрошаек-нищих. Повсеместно бросалось в глаза обилие модно одетых людей.
Двор таверны «Белая Лошадь» с трех сторон ограждался зданием постоялого двора. Конюхи тут же взяли лошадей под уздцы, а набежавшие Бог весть откуда носильщики бросились разгружать багаж. Софи
