Роман вздохнул. Настоящие эльфийские стрельбы проводятся вечером, в полутьме, так что искры, удостоверяющие удачный выстрел, видны всем. А сейчас любоваться результатом могли лишь те зрители, которые успели занять места у самой мишени. Десятка два эльфов толпилось там, едва не заслоняя цель стрелкам. Ни на одних человеческих соревнованиях не могло быть и речи о подобной беспечности, а тут никому и в голову не приходило, что стоять возле самой мишени может быть опасно. Какая опасность, если стреляет эльф? Иное дело – человек; Роман ждал, тихо надеясь, что соревнования кончатся прежде, чем подойдёт его очередь пустить стрелу. Страшно было, что промах окажется роковым, несмотря на то, что эльфы ждут его выстрела. Отбежать-то они сейчас отбегут, но насколько далеко?
Анётель с поклоном протянул своё оружие Роману. Луки у эльфов не слишком большие, но тугие настолько, что не всякому силачу удастся натянуть его. Роман пощёлкал пальцем по тетиве, та струнно отозвалась. Роман наложил полученную от приятеля тетиву, приготовился. Его очередь приближалась, и не хотелось слишком надолго задерживать ровное течение соревнований. Ну вот, пора…
Роман вскинул лук. Тысячу раз он убеждал себя, что не имеет никакого смысла прицеливаться долго, всё равно выстрел будет неудачным, а долго готовиться – только трепать нервы себе и другим, но всё же не мог совладать с собой и задержался на пару лишних секунд, стараясь выбрать самый правильный прицел.
Кроме лишних секунд промедления были ещё и секунды необходимые для исполнения своеобразного ритуала, сложившегося четверть века назад.
– Да отойдите же вы, пока я вас всех не перестрелял! – разноголосо вскричали эльфы, занявшие привилегированные места возле мишени, после чего дружно кинулись врассыпную.
Когда-то эту фразу выдал сам Роман, чуть не на первых своих соревнованиях, и с тех пор она стала непременным атрибутом коронного выстрела Кэрдана Корабела. Прелесть сказанного никогда не переставала смешить эльфов. Это ж надо такое пообещать – всех разом одной стрелой! Вот уж действительно – знатный лучник!
Роман спустил тетиву. Это был не самый худший его выстрел, он попал сантиметрах в пяти от стрелы предшественника, торчащей из исклёванного дерева. Очень неплохой выстрел для дилетанта, но здесь он вызвал обычную реакцию – смех. Так или иначе, но над Романом, над его неуклюжестью, над незнанием самых простых вещей, над удивительной человеческой наивностью смеялись постоянно. Нужно быть очень незлобивым человеком, чтобы выдерживать это в течение многих лет. Роман относился к смеху спокойно, тем более, что рано понял, что смех и насмешка – разные вещи. А если учесть, что эльфы были практически согнаны с лица земли неуклюжими и наивными людьми, то оставалось радоваться именно такой реакции дивного народа на всякое движение человеческого детёныша.
Теперь у стрелков появилась новая цель.
– О-ой!.. – удивлённо пропел шагнувший к отметке эльф, и его стрела выбила из мишени неудачливую стрелу Романа.
– Ой!.. Ой!.. Ой!.. – один за другим вскрикивали лучники, а каждый новый выстрел на ширину кремнёвого наконечника сближал две вонзённые в дерево стрелы. И наконец, стрелы настолько сблизились, что эльф Мариэль вышиб их обе разом.
– Всех перестреляю! – крикнул он, спустив тетиву.
Выбитые стрелы упали вниз, на кучу уже использованных стрел, а искры, посыпавшиеся от удара, оказались так обильны, что раструшенная, излохмаченная кремнёвыми наконечниками древесина мишени загорелась.
Это был конец соревнований. Все эльфы были идеальными лучниками, не знавшими промаха, но победителем объявлялся тот, кто сумел поджечь пропитанную маслом мишень, а это уже дело случая, ведь самая хорошая искра может ничего не поджечь, особенно если вязкая древесина ещё не вполне измочалена предыдущими выстрелами.
Дружный вопль встретил появление дыма, а затем и жаркого пламени. Участники стрельб бросились спасать стрелы, сваленные у подножия щита, лишь стрела-победительница, оставшаяся торчать в горящей мишени, пылала словно вставленная в светец лучина. Таков был обычай, удачливой стреле позволяли сгореть, чтобы она не забрала себе одной всю эльфийскую удачу.
Эльфы разобрали стрелы, принялись разглядывать их, определяя меткость выстрела соперника. Вообще-то полагалось выбить предыдущую стрелу так, чтобы не повредить оперения, но это удавалось далеко не всем, и если владелец видел, что у его стрелы срезаны перья, то немедля сообщал об этом всем окружающим. Зато если стрела оставалась целёхонька, то об этом объявлял сам меткий стрелок. Никому не приходило в голову обижаться, так что и Роман не серчал за всеобщий хохот во время его выступления. Когда люди смеются – это хорошо. И совершенно неважно, что это не люди, а эльфы.
Над долиной незаметно сгустился вечер, праздник затих сам собой. Это у людей с наступлением темноты веселье разгорается с новой силой. Народ собирается у костров, вечно-живое пламя гипнотизирует и пробуждает в душе скрытые до той поры чувства. Эльфы не то чтобы не знали огня, но просто никогда им не пользовались, особенно просто для того, чтобы отдохнуть и повеселиться. С наступлением темноты они забивались в свои шалаши и дома, где безо всякого огня всегда было сухо и тепло, и вели долгие задушевные беседы с глазу на глаз. Именно этого времени ждал Роман, чтобы поговорить с Анётелем. Потехе – время, а делу свой, вечерний час.
По человеческим меркам уже давно настала ночь и следовало либо расходиться, либо зажигать огонь, но мерцающие глаза эльфов отлично видели в полумраке, так что час беседы настал, когда ночь возарилась по-настоящему. Июльские ночи теплы, так что Роман и Анётэль устроились прямо под открытым небом, уселись, прислонившись спинами к грубому древесному стволу.
– Как ты жил всё это время? – первым спросил Роман.
– Как всегда. Время летит незаметно, если не происходит ни плохого, ни хорошего, а с тех пор, как мы договорились с людьми, не произошло ничего.
Роман кивнул головой, зная, что Анётэль увидит этот жест и растолкует правильно.
– А что у тебя? Ты говорил, что вернёшься, когда отыщешь, что хотел…
– Я вернулся, – коротко сказал Роман.
– Значит, ты отыскал Валинор… И что же, там действительно живут те, кого мы считаем умершими? И теперь нам надо уходить с Земли, чтобы освободить место людям?..
– Я никогда не собирался искать Валинор, потому что не верю в его существование. Я искал ещё один, новый Лориэн, такой же как настоящий, но не испорченный недобрым соседством. И я его нашёл.
– И всё-таки, за звёздным сводом может быть только Валинор. Ты ошибся, Кэрдан, валары обманули тебя. Они хотят, чтобы эльфы больше не жили среди деревьев. Но мы никогда не были покорны их воле, и поэтому мы останемся здесь.
– Тебя никто не тащит на небеса, – сказал Роман. – И никого из вас никто не поведёт туда силой. Долина останется вашей, даже если здесь не будет жить ни один эльф. Люди так обещали, и обещание нельзя взять назад. – Роман не стал уточнять, что долина объявлена заповедником и вовсе не потому, что здесь последнее убежище дивного народа. Небывалое число эндемиков сохранялось в нетронутых рощах, и биологи скорее позволили бы перебить самих себя, чем допустить в долину хищный топор. Правда, ботаники с зоологами тоже не могли как следует изучать живой мир долины, куда их не пускали. Но ведь и по окраинам тоже кое-что встречается, и добыча любознательных естествоиспытателей была велика.
– Расскажи, как ты искал эту землю и на что она похожа.
– А ты потом сочинишь песню о моих странствиях… – произнёс Роман, не то спрашивая, не то горько усмехаясь.
– Песню я обязательно сочиню, – отголосок недоговорённости вселил в Романа призрак слабой надежды.
– Послушай, Анётэль, – начал Роман. Друга он называл полным именем, зная, что иначе тот попросту не поймёт, что обращаются к нему, – ты помнишь, я уже рассказывал, что там, за небосводом нет никакого Валинора, куда могли бы уходить умершие. Но зато там есть множество земель, пустых и мёртвых, или населённых всякими существами, иногда похожими на тех, что живут здесь, но чаще – чужими и незнакомыми. На некоторых из этих миров можно жить, другие враждебны. За двадцать лет я облетал очень много таких миров и, если я хоть что-то понимаю, то я нашёл мир, который покажется вам родным. Но решить можете только вы сами. Если бы ты согласился полететь со мной…
