Кэри с такой яростью взглянул на нее, что Абигайль задрожала.
– Нет, обезьянка, – твердо произнес он. – Это мой сон. Мой. И правила устанавливаю я. А я говорю, что мы кончаем разговоры и отправляемся в постель.
Он решительно повернул ее к кровати, но Абигайль упиралась.
– Конечно, это мой сон, – протестовала она, даже когда упала на матрас и торопливо прикрыла руками грудь.
– Мой! – отрезал Кэри.
– Но откуда вы знаете, что это ваш сон? Откуда вы знаете, что не мой?
– Будь этот сон вашим, Смит, мы бы с вами, в чем я уверен, были бы сейчас одеты и делали что-нибудь ужасно приличное.
Он моментально склонился к ее груди, словно ястреб, хватающий голубя. Абигайль вскрикнула, когда его зубы слегка коснулись нежного соска.
– В обычном случае я бы с вами согласилась, Кэри. Но со мной произошло нечто странное. Я вдруг обнаружила, что у меня, кажется, появилась неутолимая физическая страсть к вам. Простите, но это так. У меня постоянное желание касаться вас и желание, чтобы вы касались меня.
– Действительно странно, – признал Кэри. – Особенно если учесть, что вы меня постоянно отталкиваете.
– Это вы постоянно меня отталкиваете, – сердито заявила Абигайль, садясь.
– Проклятие… Вы… – Кэри задохнулся, когда ее рука слишком крепко сжала его. – Ради Бога, поласковее. Я вас не отталкиваю. Я просто хочу, чтобы вы двигали рукой. – Он успел поймать ее руку. – Двигайте, а не отдергивайте.
Накрыв ее руку ладонью, он научил ее ласкающему движению. Когда Абигайль поняла, он закрыл глаза и тихо простонал:
– Вот так. Будь это ваш сон, разве мы бы делали это? Разве стала бы ваша маленькая ручка двигаться вверх и вниз таким восхитительным образом?
Абигайль закусила губу.
– Но мы ведь часто делаем во сне то, чего никогда бы не сделали наяву. Если б вы знали, что я сейчас думаю… чувствую сию минуту… вас бы уже тут не было.
– В самом деле? Признаться, вы меня заинтриговали.
– Я хочу сделать вам такое, что в реальной жизни никогда бы не пришло мне в голову, – сказала Абигайль, любовно гладя его.
– Я передумал насчет запрета говорить, – пробормотал он, качаясь перед ней взад-вперед. – Можете говорить, сколько пожелаете, дорогая мисс Смит.
– Видите? Я не могу от вас оторваться. Как будто я забыла все свое нравственное воспитание. Кажется, для меня вообще не осталось никаких запретов. Я хочу тереться об вас, словно кошка. – К удивлению Абигайль, она так и сделала.
Кэри не мог больше сдерживаться и упал на нее, рыча:
– Определенно это мой сон!
– Вы уверены? – с трудом выговорила Абигайль под его тяжестью. – Потому что…
– Я думаю о числе, Смит, – вдруг сказал он, приподнимаясь на локтях. – От единицы до десяти.
– Почему? – озадаченно и немного обиженно спросила Абигайль. – Странное время для арифметики.
– Я думаю о числе, – сурово повторил Кэри. – Если это ваш сон, вы знаете, что это за число. Неправильно! – торжествующе воскликнул он, когда Абигайль предложила «семь».
– Минутку. – Абигайль отползла, чтобы Кэри не схватил ее, и уперлась в спинку кровати резного черного дуба. – Я тоже думаю о числе. Если это ваш сон, тогда скажите его мне, сэр.
Кэри засмеялся.
– Дорогая моя Смит, вы думаете не о числе. Вы думаете о том, как потереться об меня, словно кошка.
– Откуда вы могли знать, о чем я думаю?
– Вы сами сказали. Кроме того, женщины не думают о числах, находясь в постели со мной.
– Нет, – вздохнула Абигайль.
– Следовательно, это мой сон.
– Да.
Плохо быть голой в собственном сне. Но быть голой в чужом – это позорно! Абигайль покраснела с головы до ног. Даже в теплом свете камина отвратительно проступили все ее веснушки. Она спряталась за кроватный полог.
– Кэри, вы меня сейчас видите? Я имею в виду без одежды?
– Каждую чудесную веснушку. Они у вас даже на ягодицах. – Он пытался извлечь ее из красно-белых пологов, но Абигайль вцепилась в них мертвой хваткой. – Смит, вы очень странно ведете себя, – пожаловался Кэри. – Практически вы меня отвергаете. И это женщина, которая только что уступала моим сокровенным и развращенным желаниям? Боже мой, если я обладал вами один раз, значит, я обладал вами двадцать раз. А теперь вы отчего-то застеснялись. Право же, это несправедливо.