Неожиданно для девушки старик рассмеялся:
– Но я отомщу. Да, именно сегодня ночью. Грей взмолилась, склонившись к отцу:
– Ты не понимаешь, о чем говоришь. Барона усиленно охраняют. Сегодня ночью ничего не получится.
К ее удивлению и облегчению, старик вроде бы внял ее словам.
– Да, – наконец согласился он, – может, ты и права. Надо не просто перерезать ему глотку. Я заставлю их страдать гораздо дольше, Бальмейна и его проклятую сестру.
Грей не одобряла таких жестоких намерений, при мысли о подобной свирепости у нее сжималось горло, но в тот момент нужно было воспользоваться идеей предполагаемой кровавой мести, чтобы убедить отца следовать ее плану.
– Тогда давай сначала выберемся отсюда, -предложила она, поднимаясь с пола.
– Ты оставайся, – сказал он. – Королевский посланник обещал дать сопровождающих, чтобы тебе добраться до аббатства.
Старик с трудом встал с тюфяка и крадучись двинулся к двери. Его взгляд упал на дочь, и старый барон заметил обычное коричневое платье и непокрытую голову.
Тревога охватила Грей, когда девушка увидела выражение глаз своего грозного отца. Сжавшись в комок, она лихорадочно искала способ спастись от надвигавшейся бури.
– Почему ты так оделась? – голос старого Чар-вика рокотал со все нарастающей силой, наливаясь яростью.
Стремясь как можно быстрее покинуть замок, Грей успокаивающе погладила отца по руке и сказала с мольбой в голосе:
– Это не имеет значения, отец. Теперь я всегда буду с тобой. Мы уйдем вместе и сможем поговорить обо всем, когда окажемся в безопасности, подальше от этих мест.
– Нет, я должен знать все именно сейчас! – настойчиво потребовал старик, отбрасывая руку дочери с такой силой, что девушка покачнулась. Грей дала первое объяснение, которое пришло ей в голову.
– То платье испачкалось, – сказала она, намеренно не упоминая, что испачкано оно было кровью нового владельца замка. Вряд ли отец был осведомлен о том, что происходило в замке после его нападения на Гильберта Бальмейна.
Эдуарда Чарвика такой ответ не удовлетворил, но все же он недовольно кивнул.
– Ладно, но завтра ты вернешься в аббатство, – решительно заявил он.
– Нет! – вырвался у Грей протестующий возглас, и она сразу же пожалела о своей несдержанности.
– Ты снова отказываешься повиноваться мне? – возмущался старик. В его сознании не укладывалось, как осмеливалась она на такую дерзость.
Грей шагнула ближе:
– Отец, лучше я буду служить тебе. Умоляю, не отсылай меня в аббатство.
– А зачем ты мне нужна, какой от тебя толк? – продолжал негодовать Чарвик.
– Я буду заботиться о тебе. Я умею готовить еду, шить… читать и писать. Вместе мы найдем хозяина, к которому ты сможешь поступить на службу.
– Нет, ты примешь монашеский обет и будешь каяться, чтобы изгнать из своей души дьявола, что тебя терзает.
Она должна была сказать ему. Грей понимала, какой шквал проклятий обрушится на нее, но других доводов, способных убедить его взять ее с собой, пока не находилось.
– Ты должен взять меня с собой, – решительно заявила она. – Теперь аббатство не для меня.
Она опустила голову и уставилась на свои руки, вцепившиеся в ткань платья:
– Чтобы стать Христовой невестой, нужно быть непорочной… а я больше таковой не являюсь.
Эдуард Чарвик ничем не выдал своих чувств. Он хранил молчание, пристально глядя на дочь.
Грей отважилась бросить на него взгляд, но сразу же отвела глаза. Она попыталась представить себе, где находится дверь и сколько времени понадобится, чтобы добраться до нее, а также, удастся ли проскользнуть мимо отца, прежде чем он…
– Это негодяй Бальмейн, не так ли? – раздался рокочущий отцовский голос. – Это он испортил тебя, говори!
Она была так поражена точностью догадки, что могла лишь стоять, в изумлении приоткрыв рот. Откуда ему это известно?
Старик сделал такое стремительное движение, что она не успела отстраниться, и грубо сжал ее плечи.
– Это был он, да? – тряс Эдуард дочь. – Он силой взял тебя!
Грей ухватилась за это ошибочное суждение.
– Нет, – выкрикнула она. – Он меня не насиловал.
Этого признания оказалось достаточно, чтобы отец прекратил ее трясти. В следующее мгновение старый рыцарь вплотную приблизил свое лицо к лицу дочери, обдавая ее зловонным дыханием.
– Значит ты сама отдалась ему, – прорычал старик. – Нашему врагу.
– Я не знала, что это был он, – еле слышно проговорила Грей. – Я говорю правду. Я только хотела…
В мгновение ока она была распростерта на прогнившем соломенном тюфяке, половина ее лица страшно болела от удара тяжелой отцовской руки. Едва рассеялся туман перед глазами, как ее рывком поставили на ноги.
– Шлюха! – выкрикнул Чарвик и ударил дочь по другой щеке тыльной стороной ладони, массивным кольцом расцарапав кожу.
Грей прикрыла голову руками, чтобы защититься от ударов, но отец снова встряхнул дочь, обхватив ее подбородок ладонью.
– Дьявол! – прошипел он. – Дьявол завладел твоей душой.
Вся дрожа, смотрела Грей в безумные, налитые кровью глаза.
– Я так сожалею, – она попыталась было оправдаться, но кулак больно врезался ей в живот. От взрыва боли перехватило дыхание, девушка согнулась пополам, но старик снова швырнул ее на тюфяк.
Перекатившись набок, она подтянула колени к груди, закрыв руками голову. Дыхание вырывалось из горла короткими болезненными рывками. Грей почувствовала, как кровь струится по рукам, и поняла, что проигрывает это сражение. Яркие разноцветные круги поплыли перед глазами. Будет ли отец продолжать бить ее, если она потеряет сознание?
Тень, отбрасываемая возвышавшимся над девушкой Чарвиком, каким-то образом не давала окончательно потерять сознание. Грей глянула из-под руки на отца. Он стоял в центре комнаты, держа фонарь над головой.
– От дьявола пришла, к дьяволу и уйдешь! -выкрикнул старик.
Темная волна черным водоворотом нахлынула на Грей и на какое-то время лишила зрения, а потом отступила. Прерывисто дыша, она непонимающим взглядом смотрела на своего отца, ее затуманенный разум отказывался понимать его намерения.
Следующая волна темноты беспамятства, глубже предыдущей, поманила в покой забытья. Грей стала бороться с обманчивым покоем, влекущим к смерти, и победила.
Наконец глаза восприняли то, чего не мог осмыслить разум, – отец собирался сжечь Грей живьем.
Панический страх охватил девушку, она с трудом встала на колени, в то время как раскаты безумного смеха заполняли комнату и обрушивались на девушку, будто смертоносные камни. Через мгновение соломенный тюфяк, с которого она пыталась подняться, был охвачен пламенем.
С криком Грей отшатнулась, прижалась к стене, едва успев уклониться от жадных огненных языков. За пеленой дыма она увидела отца, стоявшего в дверном проеме. В его безумных глазах отражалось красноватое пламя.
– Гори! – прокричал он и исчез.
Борясь с надвигавшейся темнотой, Грей зажмурилась, вдохнула дым, закашлялась и широко раскрытыми глазами оглядела разгоравшийся со всех сторон огонь. Пламя еще не было слишком высоким, оно лишь начало с аппетитом пожирать масло из фонаря, которое ему скормили.