порождение дьявола, в родстве с которым обвинял свою дочь. Поистине он сошел с ума, но это обстоятельство не снимает с него вины за то, что он пытался сделать с ней.
Эти раздумья освободили Грей от наивности, которая едва не стоила ей жизни. Никогда больше, поклялась себе Грей, не станет она подвергать себя подобной опасности, не станет проявлять такую доверчивость.
С душевными переживаниями Грей справлялась сама, в то время как раны телесные врачевала знахарка по имени Люси, женщина, которая приехала из Пенфорка, замка Бальмейнов, вскоре после пожара. Она оказалась довольно добродушной, но Грей замкнулась в себе и отвечала на ее расспросы, только если кивка головы было недостаточно.
Хотя Грей не видела Гильберта с того утра после ночного пожара, он каждый день присылал слугу с приглашением присутствовать за обеденным столом. И каждый раз она отклоняла приглашение. Грей понимала, что лишь оттягивает тот момент, когда он в любом случае увидит ее, отправляя в аббатство, но ей нужно было время. Теперь шаг за шагом Гильберт Бальмейн приближался к ее убежищу, и роковой момент приближался вместе с ним.
Испустив долгий покорный вздох, Грей крепче вцепилась в концы наброшенного на плечи одеяла, но не отошла от окна. Она снова устремила взор на возводившуюся башню, когда дверь широко распахнулась без какого-либо вежливого стука. Однако это было бы излишней изысканностью манер, подумала Грей, продолжая смотреть во двор. Барон уже заявил о своем приближении шумом и грохотом.
Придерживая одеяло одной рукой, другой она оперлась об амбразуру окна; подбородок девушки покоился на ладони этой руки, в то время как в мыслях обдумывался вопрос о том, можно ли обучить хорошим манерам человека, подобного Бальмейну. Погрузившись в столь серьезные размышления, она чуть не забыла, что сам объект раздумий нетерпеливо ждет рядом.
Гильберт без лишних колебаний решил уведомить Грей о своем присутствии, раз уж она решила притворяться, будто не замечает его, так как его терпимое отношение к отказам этой девицы спуститься в холл уже напоминало тонкую нить, готовую вот-вот порваться. Ему надоела эта игра, и он решил положить ей конец.
– Леди Грей, – резко обратился Бальмейн к девушке, в несколько шагов пересекая комнату и останавливаясь за ее спиной. – Кажется, я должен кое-что объяснить. Это была не просьба присоединиться ко мне за обедом, а приказ.
Собираясь дать отпор, Грей набрала свежего воздуха в легкие, прежде чем выпрямиться и оглянуться через плечо на Бальмейна. Она удивилась, как высоко приходится поднимать глаза, чтобы встретиться с его пристальным взглядом. «Не стал ли он еще выше?» – подумала она с тайной усмешкой. Нет, сделала Грей вывод, окинув молодого человека взором с головы до ног и не обращая внимания на трепет в груди. Это лишь иллюзия волнения, вызванная близостью барона Бальмейна.
Вздохнув, Грей снова отвернулась к окну и оперлась подбородком о руку.
– Я уже поела, – прошептала она, кивая на столик, где стоял поднос, принесенный утром.
– Да, и очень мало, как мне сказали, – отрезал Гильберт. Он взял ее за ту руку, на которую она опиралась, и отвел от окна.
Нелегко было удержаться и не упасть прямо на эту широкую грудь, если приходилось еще придерживать одеяло, но Грей удалось устоять на ногах.
– Где твоя одежда? – последовал вопрос.
– Все, что у меня есть, на мне, – и ответ соответствовал действительности. Грей попыталась высвободиться, но безуспешно.
Глаза Гильберта скользнули по одеялу, и, прежде чем Грей догадалась о его намерениях, он сдернул это прикрытие, и Грей осталась в одной тонкой рубашке, которая позволяла видеть формы ее стройного тела. Попытка Гильберта унизить ее не заставила Грей смутиться и оставила равнодушной. И все-таки из скромности она обхватила себя руками.
– Учитывая то, что ты мне уже показывала почти все и скрывать больше нечего, думаю, твоя застенчивость совсем не к месту, – напомнил Бальмейн, окидывая ее взором.
Опустив руки, Грей вздернула подбородок и смело встретилась взглядом со своим противником.
– Но я не обнажалась перед вами, барон Бальмейн, – смело заявила она.
Гильберт был застигнут врасплох неожиданным утверждением, но быстро нашел что ответить.
– В самом деле? – удивился он, вкладывая едкую иронию в это слово, в то время как искорки вызова сверкали в его глазах. – А кто же тогда соблазнял меня у водопада?
Грей пристально смотрела на его руку, ухватившую ее за запястье, потом перевела взгляд на его лицо.
– Он не назвал мне своего имени, – сказала она. – Но тот человек ничем не выказал, что обладает таким черным сердцем, какое бьется в вашей груди, барон Бальмейн, – пожав плечами, она покачала головой: – Нет, он не был похож на вас.
Гильберт отступил на шаг. В этом выпаде он усмотрел попытку кошечки показать коготки, но выглядело это неубедительно. Гильберт упрекнул себя за то, что оставил ее одну на несколько дней. Девица стала равнодушной и холодной, и это уязвило его в большей степени, чем он сам признавался. Может быть, это напоминало о долгих горьких годах, выпавших на долю сестры? Напоминание, до сих пор преследовавшее его.
На мгновение Гильберт позволил себе перенестись в прошлое, когда он не помог Лизанне. Она отчаянно нуждалась в его поддержке и думала, что брат пробивается ей на помощь, а он сам был разбит. Боевые шрамы, хромота – все это свидетельство стыда, который он испытал в ту давнюю ночь.
Прикосновение маленькой руки к его груди вернуло Гильберта в сегодняшний день. Глянув сверху вниз на Грей, он уловил неожиданное сочувствие в ее глазах.
– Гильберт? – тихо окликнула она.
Звук его имени, сорвавшегося с милых уст, прогнал воспоминание о ее лукавом обмане и думы о прошлом. Теперь он помнил лишь нежность ее обольстительного тела и их пылкую страсть во время единственной встречи той ночью. Его мужское естество заявило о себе, и он с радостью откликнулся.
Не обращая внимания на страх, мелькнувший в глазах Грей, барон поднял ее на руки и отнес на смятую постель.
Пока Гильберт не положил ее на кровать, Грей не могла овладеть собой, чтобы выразить свой протест и возмущение.
– Нет! – крикнула она, упираясь рукой в его грудь, в то время как он опускался на нее. – Не надо.
Невзирая на сопротивление, Гильберт взял ее руки за запястья и склонил голову, пытаясь при этом запечатлеть поцелуй на ее устах.
Грей понимала, что не сможет дать достойный отпор. Изо всех сил боролась она, отчаянно пытаясь не выказать никакой слабости. Она мотала головой из стороны в сторону, увертываясь от его губ, и пыталась выскользнуть из-под могучего рыцаря.
Это ему не мешало, он лишь нашел другое место, впадину пониже уха, куда и прильнул губами.
Грей тяжело дышала, преисполнившись решимости не чувствовать ничего, кроме обиды и негодования. Она что было сил старалась вырвать свои руки, но Гильберт был слишком силен, чтобы высвободиться. Хоть и пыталась Грей выскользнуть, но опасалась: ее покорность и подчинение требовательной страсти – лишь вопрос времени. Этого нельзя было допустить…
Рука Гильберта вкрадчиво скользнула под вырез рубашки, завладела одной из маленьких грудей, а большим пальцем он принялся слегка ласкать напряженный сосок. Потом его губы прижались к ее рту.
Стон наслаждения вырвался из ее груди. Грей подумала, что умрет от унижения, если непокорное тело не подчинится голосу разума. В последнем порыве сопротивления девушка согнула ногу в колене и каким-то образом попала Гильберту между ног.
Она услышала громкий стон боли, но не поняла, в чем дело, пока Гильберт не скатился с кровати, держась за пострадавший орган.
Конечно, ей никогда не приходило в голову, что такой маневр может оказаться лучшим способом избежать пылких знаков внимания со стороны мужчины. Видя, какую боль такой способ может причинить, она смогла убедиться, насколько это просто и действенно.
Грей понимала, что когда Гильберт оправится, то обратит свой гнев на нее, поэтому поспешила
