безоговорочно отвергал эту нелепую мысль. Нет, всего лишь интерес к окружающей Грей обстановке побудил его отыскивать ее взглядом.
– Я думал, что она придет вместе с вами, – сказал рыцарь, стараясь, чтобы голос звучал как можно более равнодушно.
– О нет, – настоятельница решительно отвергла его ошибочное предположение. – Уверяю вас, леди Грей не знает о вашем приезде, барон.
– Вот как!
Настоятельница сцепила пальцы рук и устремила на собеседника безмятежный взгляд:
– Обнаружив, в каком положении находится леди Грей, я решила сама встретиться с вами. Ведь это вы несете ответственность за случившееся, не так ли?
Глубоко вздохнув, Гильберт одной рукой оперся о стену у окна.
– Она сказала, что я являюсь отцом ребенка, которого она носит? – это было скорее утверждение, чем вопрос.
Улыбка удовлетворения скользнула по лицу женщины.
– Нет, но я угадала правильно, верно? Если верить настоятельнице, а Гильберт не был склонен распространять свое недоверие к существованию Бога на эту женщину, то его суждения о характере Грей были не совсем верными. Услышав, что она не объявила о нем как об отце ребенка и не знает о послании настоятельницы, Гильберт лишился душевного равновесия.
И все-таки, прежде чем ответить на вопрос матери Силии, барон небрежно пожал плечами:
– Есть вероятность, что ребенок мой, – сказал он, – но не более того.
Настоятельница, к его удивлению, вздохнула с облегчением:
– Тогда он, конечно, ваш.
Гильберт, подозрительно сощурившись, взглянул на нее.
– Мне это неизвестно, – заявил он, раздумывая, что за хитрость она задумала.
– Я уже давно знаю леди Грей, хотя допускаю, что недостаточно хорошо. Я была всего лишь простой монахиней, когда она впервые появилась у нас… – настоятельница помолчала, подсчитывая, сколько времени прошло с тех пор. – Одиннадцать лет тому назад.
Женщина одарила Гильберта мимолетной улыбкой, осветившей ее лицо и дававшей повод сомневаться в ее зрелом возрасте, о котором можно было судить по названному числу лет.
Гильберт недоверчиво моргнул, а когда вновь пристально всмотрелся в лицо настоятельницы, она снова выглядела на свои годы. Придя тем временем в себя, он сложил руки на груди и кивнул настоятельнице, предлагая продолжить.
– Грей всегда держалась замкнуто… Она была очень грустной девочкой, когда ее привезли к нам, – сказала мать Силия. – Большинство детей, которых присылают в монастырь, навещают своих родных, хотя и не слишком часто. Но с Грей все было иначе. До тех пор пока отец не прислал за ней прошлой осенью, она ни разу не покидала Арлеси и никто никогда не навещал ее. В стенах аббатства у нее была нелегкая жизнь.
Гильберт упустил тот момент, когда его сердце начало смягчаться. Он сразу же поспешил обрести твердость духа, вызвав в памяти воспоминание о возмутительном обмане, учиненном Грей.
– Хоть я никогда не встречалась с ее отцом, – продолжала мать Силия, – но много слышала о бароне Эдуарде Чар…
– Он больше не барон, – не замедлил известить ее Гильберт.
Женщина кивнула:
– Это мне известно. Хоть в жилах Грей и течет кровь ее отца, но она совсем другая.
Полный решимости не менять своего мнения о Грей, рыцарь молча смотрел на мать Силию, размышляя, какую осведомленность окажет она далее, чтобы убедить его поверить ее словам.
– У меня были большие надежды на то, что она обретет счастье в вашем мире, барон, – призналась настоятельница, твердо глядя на молодого рыцаря. – Понимаете, я всегда знала, что в ее сердце не было желания присоединиться к числу монахинь…
– Тогда почему же она согласилась принять постриг? – прервал ее Гильберт, хотя сразу же пожалел, что снова оборвал речь настоятельницы.
Женщина не стала упрекать его за грубость.
– У нее не было выбора, отец пожелал, чтобы она стала монахиней.
– Почему?
Мать Силия пожала плечами.
– Пятно на ее лице, – она коснулась пальцем своего виска. – Хотя я знаю, что это всего лишь родимое пятно, находятся люди, которые верят, будто так ее пометил дьявол. Так считал и ее отец, и, я думаю, поэтому он и решил, что умилостивит Бога, если предложит Ему Грей.
Обдумывая услышанное, Гильберт посмотрел в окно и увидел во дворе девушку, с ног до головы закутанную в длинный черный плащ. Он сразу же понял, что это Грей. Сам того не замечая, барон затаил дыхание, наблюдая, как она пыталась подманить недоверчивую птичку, не желавшую слетать с крыши. Но, не в силах устоять против предлагаемой корки хлеба, птичка скоро спорхнула вниз.
Наблюдая за Грей, барон не только чувствовал, как смягчается его сердце, но понимал, что начинают рушиться стены, которыми он оградил свою душу. Разум снова напомнил об обмане, но теперь этот главный довод не подействовал. Кажется, она вовсе не собиралась опутывать его брачными узами, как совсем недавно он пытался убедить сам себя, но все-таки использовала его, чтобы не принимать монашеские обеты. После жестокой внутренней борьбы, которая – он сознавал это – оставила на сердце не менее страшные раны, чем те, что были на его теле, было, наконец, достигнуто равновесие между душой и рассудком. Мучительная смесь противоречивых чувств и страстного желания – допустить этого Гильберт не мог.
– Сколько месяцев длится ее беременность? – спросил он, досадуя, что не может разглядеть фигуру Грей под широким плащом.
– Почти пять месяцев со времени ее возвращения в аббатство, – сообщила настоятельница, приближаясь к Гильберту, все так же стоявшему у окна. – Не меньше, уверяю вас.
Желваки играли на сжатых челюстях Гильберта, пока он провожал взглядом Грей, пересекавшую двор. Ему хотелось, чтобы она обернулась и он мог лучше рассмотреть ее и снова полюбоваться утонченно красивым лицом девушки. Гильберт был весьма разочарован, когда, словно угадав его желание, минуту спустя она обернулась. Он не смог разглядеть ее черты под низко надвинутым капюшоном.
– Она не принадлежит к числу сестер-монахинь, – прошептала настоятельница, стоя рядом с Гильбертом. – Леди Грей принадлежит вашему миру.
– Да, – согласился Гильберт. – Она не подходит для здешней жизни.
Придвинувшись к молодому человеку, наставница поймала его взгляд:
– Значит, вы согласны жениться на ней и дать свое имя ребенку?
Гильберт не колебался, отвечая на это странное предложение.
– Я не могу жениться на ней, – заявил он. Нахмурившись, мать Силия сделала шаг назад.
– Я не вижу ничего невозможного, – возразила она, так как имела верные сведения о его личной жизни, полученные в результате недавних расследований. – Мне сказали, что у вас нет жены. Может быть, вы обручены?
Она заметила, что Гильберт метнул яростный взгляд на Грей, снова повернувшуюся к ним спиной.
– Нет, – проворчал он, устремляя свой огненный взор на настоятельницу. – Если бы я задумал жениться на дочери Чарвика, – он буквально выплюнул это имя, – то ничто не помешало бы мне сделать это. Но я никогда не приму такого решения, поэтому, боюсь, следует поискать другой выход.
Необыкновенная проницательность матери Силии и стала основой для назначения ее на самый высокий пост в монастыре. И сейчас, изучая барона, она воспользовалась своим даром.
– Мне ничего не известно о вашей ссоре с Чарвиками, барон Бальмейн, – сказала она, – но я посоветовала бы вам не перекладывать грехи семьи на леди Чарвик. Она не виновата ни в каких злодеяниях, совершенных ими против вас.
– А как же те злодеяния, что она сама совершила против меня? – подхватил он, все более распаляясь.
