присохла к ране, и ее трудно было отодрать. Помедлив, рыцарь побрел в поисках воды и чего-нибудь для повязки.
Похоже, Кристоф подумал об этом раньше его. Хромая, он уже спешил навстречу брату. Рядом с ним мелкими шажками шла женщина, держа ушат с водой, а на плече у нее покачивались полоски чистой ткани. Хмурая и задумчивая женщина расцвела, увидев Максена, и как-то зазывно ему улыбнулась. После Райны такая приветливость обрадовала рыцаря, но не настолько, чтобы рискнуть уложить ее в свою постель. Два монастырских года без женщин мучительно напоминали о себе, однако к близости он еще не был готов. Но скоро, если судьбой ему предназначено жить грешной земной жизнью, норманн возьмет от нее все, как брал до Гастингса.
— Садись, а мы с Сетой перевяжем твои раны, — заботливо сказал Кристоф.
— Вот уж никогда не думал, что ты увлечешься знахарством, — буркнул Максен.
— Кто-то должен этим заниматься, — смутился юноша, поставив сумку на постель.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Идет война между саксами и норманнами, — пожал плечами Кристоф, — так что этим необходимо заниматься.
— Есть другие…
— Был один, но он давно мертв.
— Кто это?
Кристоф занялся сумкой, раскладывая на постели ее содержимое.
— Продолжай, — потребовал Максен, — я должен знать все.
— Его звали Хода. Он был сакс и хороший человек. Почти всему, что знаю, научился я у него.
— Ну?
— Он имел несчастье внять голосу крови. При нападении на замок пострадало немало саксов. Когда бой затих, Хода, закончив перевязывать рыцарей Томаса, выскользнул из замка, чтобы посмотреть, нет ли живых среди его соплеменников. Там остался один, которому лекарь и оказал помощь. И тут на него наткнулся сэр Ансель и уложил Ходу ударом в голову. То есть, попросту говоря, убил.
Пендери-старший почувствовал, как в груди закипает гнев против совершенной несправедливости:
— А что сэр Ансель?
— Ты хочешь знать, наказан ли он?
Брат поднял брови.
— Томас разозлился на него, и на этом дело закончилось. Кто ему теперь помешает делать то, что он захочет.
— Ты что? Обвиняешь Томаса?
Кристоф вздохнул:
— Максен, я не считаю, что Томас был плохим человеком. Я хочу сказать, что отчасти и по его вине обрушилось зло на Пендери.
Противоречивые чувства раздирали душу Максена. Он стянул с себя рубашку, швырнул ее на пол:
— Я выслушал тебя, а теперь приступай к делу.
Сев на постели в изголовье, рыцарь ждал, когда брат начнет священнодействовать.
— Ты холодный человек, — буркнул юноша и начал разматывать грязные тряпки.
Было у Максена желание прогнать брата. Но кто тогда очистит рану и предотвратит заражение? Сначала надо отомстить за смерть брата, а потом умирать.
Рана была очищена, края ее стянуты, на нее положен бальзам с таким едким запахом, что девушку явно тянуло на рвоту. Когда она начала бинтовать рану, Кристоф спросил:
— Райна хорошо себя чувствует?
В глазах юноши светилось участие, и у Максена зачесались кулаки от желания ударить его.
— Ты же видел, что она жива, — отрезал он.
Поняв, что пальчики Сеты скорее ласкают его, чем перевязывают, рыцарь отобрал у нее полосу ткани, встал и начал сам бинтовать рану. Кристоф положил ему руку на плечо:
— Ты меня не понял, я не то имел в виду.
Пендери-старший поразился настойчивости брата, всегда такого кроткого, тихого. Ему не по душе был этот разговор.
— А это ответ тебе!
Юноша сверкнул глазами:
— Тогда я сам посмотрю.
Кристоф повернулся и хотел было уйти, но Максен сжал его локоть:
— Я не допущу, чтобы она снова тебя обманула, — крикнул он, забыв о присутствии девушки и рыцарей за ширмой, — тебе надо держаться от нее подальше.
Юноша попытался вырвать локоть из железных пальцев брата, но это ему не удалось.
— До того, как ты вернулся в замок, я был здесь хозяином, — напомнил он Максену.
— Ты? Не смеши меня, Кристоф. Неужели надо напомнить, что я выбрал власяницу и монастырские стены, хотя должен был вступить в наследство? А вместо тебя замком управлял сэр Ансель. Ведь так?
Кристоф побагровел:
— Я думал, монастырь тебя изменит.
Эти слова кольнули Максена в самое сердце и затронули такие струны его души, которых опасно было касаться. Борясь с бушевавшими в душе страстями, рыцарь даже закрыл глаза:
— Я изменился.
— Тогда…
И все-таки злая страсть победила в нем.
— Как ты скоро забыл, что Томас гниет в могиле, — взорвался Пендери-старший. — И что эта шлюха, которую ты называешь «леди», виновна в его смерти.
Пораженный и подавленный, Кристоф отступил назад. А Максен тут же пожалел о вырвавшихся гневных словах, которые давно таились в его душе. Он и раньше хотел высказать их брату, но сдерживался, а вот теперь сорвался и выплеснул все.
Отпустив брата, Максен погрузился в размышления. По дороге в Этчевери он думал о том, что сумеет убедить Кристофа стать хозяином, чтобы сам он мог опять удалиться в монастырь, но теперь убедился, что надеялся напрасно. С первых же минут встречи рыцарь понял, что юноша не способен управлять землями, взять на себя все хозяйские заботы. Он был для этого слишком мягким, слишком невинным и собирался таковым оставаться впредь.
Слова Кристофа прервали его горестные размышления:
— Это очередная уловка, да?
Максен понял, на что он намекает, хотя ничего не говорил о своих замыслах, связанных с Райной. Рыцарь позволил ей бежать. А когда спустя три дня он пустился на поиски, то никому не сказал, куда идет, хотя все прекрасно знали куда.
— Кристоф… — Максен обернулся и посмотрел на служанку, которая прислушивалась к их разговору. — Оставь нас!
Девушка дернулась от неожиданности и выскочила из комнаты.
— Безобидна, — заметил юноша, провожая глазами Сету. — Она плохо понимает французский.
— Ни один сакс не безобиден, — возразил Максен. — Даже та, которая хочет разделить ложе с норманном.
Кристоф провел рукой по волосам, которые вопреки французской моде того времени были слишком длинны.
— Ты так и не ответил мне, — упрямо проговорил он. — Ты обманул меня?
— Да, а ты меня предал.
— Тем, что помог Райне? — юноша покачал головой. — Нельзя назвать предательством помощь…
Думаю, что это следует считать выполнением твоего приказа или пожелания.
— А ты сделал бы это, если бы я тебя попросил? Повернувшись, Максен открыл сундук, где лежали доспехи и одежда умершего Томаса.
— Значит, ты совершил бы предательство.
