— Вижу, но каким образом?
Рыцарь молчал, и Райна попыталась объяснить:
— Несчастный случай. Я подобрала кинжал, не зная, к чему прикасаюсь.
Кристоф посмотрел на брата, как бы ища подтверждения.
— Это правда, — уверяла его девушка. — Скажите, надо будет зашивать рану?
Юноша осторожно осмотрел руку.
— Не надо, достаточно наложить повязку.
Занятый обработкой раны, Кристоф не заметил, как вошел сэр Гай.
— Милорд?
Максен поднял кинжал.
— Это ты, по словам Райны, дал ей?
— Я не сказала, что он дал мне оружие, — протестующе воскликнула девушка.
Пендери взглядом заставил ее замолчать:
— Узница утверждает, что не знает, кто ей оставил кинжал, но последний раз она видела его в твоих руках.
— Бог — свидетель, Максен, не я давал ей оружие.
Пендери пристально вглядывался в испуганные глаза друга.
— Ты взял его на месте гибели Томаса?
— Да, но…
— В таком случае, ты — последний его владелец?
— Он был у меня, но сейчас его нет.
Наконец-то Райна сказала правду:
— Значит, у тебя его украли. И подбросил кто-то другой?
— Думаю, что это так и есть! — голос у сэра Гая был умоляющим. — Я никогда не предам тебя. Разве я не доказал свою преданность, Максен?
— Конечно, доказал, — помедлив, отвечал рыцарь. — Но я желаю знать, кто хочет моей смерти.
— Не я, милорд.
Пендери-старший мысленно перебирал всех, кто приходил выразить ему свое сочувствие. Самые подозрительные — двое: саксонка, по имени Лусилла, и сэр Ансель. Девушка могла решиться на такой поступок, но чаша весов упорно склонялась в сторону рыцаря. Если это так, тот должен умереть.
— Ключ у тебя, Гай? — спросил Максен. — Я хочу избавиться от этой цепи.
«Может, гроза миновала, и можно вздохнуть с облегчением?» — подумал сэр Гай. Он вытащил ключ из сумки и вставил его в замок.
— Это мог сделать кто-нибудь из саксов, — высказал он предположение.
— Вполне вероятно, — спокойно согласился Пендери-старший и поморщился, когда тяжелая цепь упала на пол. — Но мне в голову пришла другая мысль — а вдруг это норманн?
Гай кивнул:
— Может быть.
— Наказание будет одинаковым…
— А наказание бунтовщиков Эдвина? Приговор, вынесенный вами, останется в силе?
Пендери-старший встретился взглядами с Райной, в глазах которой стояла мольба о пощаде.
— Конечно, и будет приведен в исполнение завтра.
Она не хотела верить, что он казнит саксов, не могла поверить, хотя не было никаких признаков, что приговор будет отменен.
Во время разговора Кристоф хранил молчание, но, услышав слова Максена о казни, поднялся с места, повернулся лицом к брату:
— Ты мне не брат, ты не похож на него, — и вышел из комнаты прихрамывая.
По лицу Пендери-старшего пробежала тень, но какие чувства обуревали его, сказать было трудно.
Спустя некоторое время Райну приковали к ножке кровати и оставили одну — Максен вышел ужинать в зал. Отодвинув поднос с едой, она села в кресло, накрылась одеялом, думая о том, какие перемены принесет эта ночь. Текли минуты, сливавшиеся в часы мучительных раздумий, и вот, наконец, в полночь заявился хозяин замка.
Шагая по гулкому каменному полу, он подошел к узнице и, не говоря ни слова, глядел на нее сверху вниз.
Напряженное молчание нарушила Райна:
— Вы нашли того, кто подбросил кинжал?
Рыцарь клацнул зубами:
— Нет, но найду.
— Что вы хотите за свободу саксов?
Норманн возвышался над нею, словно каменная глыба, холодная и мрачная, и лишь блеск глаз выдавал в нем присутствие жизни.
— Правду, Райна, — дохнул он ей в лицо винными парами. — Начните говорить правду, а я, возможно, начну проявлять милосердие.
Ясно, что он хочет узнать не только имя человека, подбросившего ей кинжал, но и того, кто убил Томаса.
— Я не знаю, кто заколол вашего брата. Клянусь, не знаю.
Пендери посмотрел ей в глаза:
— Я почти верю вам.
Его искренность удивила ее:
— Правда?
— Почти.
Конечно, ничего из ряда вон выходящего не произошло, но все-таки это было лучше, чем ничего.
— Максен, — начала было она, от волнения забыв, что ей запрещено называть его по имени, — проявите великодушие.
Похоже, Пендери не придал никакого значения ее непочтительному обращению к нему.
— Я уже принял решение!
Он подошел к постели и начал раздеваться. Его жестокая неуступчивость подлила масла в огонь, который был зажжен еще Томасом, но стал угасать после его смерти. Никто и никогда не злил ее так! Отбросив одеяло, она встала и, гремя цепью, подошла к нему.
— Вы думаете, вы единственный, кто потерял? — дрожащим от гнева голосом спросила Райна.
Надев рубашку, норманн повернулся к ней:
— Предупреждаю вас, — прохрипел он. — Я слишком много выпил и слишком мало ел, поэтому убирайтесь в свое кресло, иначе я укрощу ваш неуместный гнев в своей постели.
— Неуместный? — взорвалась Райна, не задумываясь о том, что своим криком разбудит спящих за ширмой рыцарей. — Значит, вы имеете право возмущаться, а я нет?
Смело подойдя к постели, она дерзко вскинула голову:
— Вы потеряли двух братьев и оставили обитель, где раскаивались в совершенных злодеяниях. Разве я виновата в этом? — она невесело рассмеялась. — У вас еще есть родители, сестра, даже страна, что вам не принадлежит, а у меня нет ничего, Максен Пендери. Все, что мне было дорого, отнято — два брата, мать, отец и моя земля. У меня нет ничего, даже права на жизнь. Вы его отобрали и превратили меня в рабыню.
Одно выражение на его лице сменялось другим, но она словно бы и не замечала этого.
— Разве мне не знакомо чувство мести? — продолжала девушка. — А я ведь могла пустить в ход кинжал! Лишить вас жизни, как вы завтра утром собираетесь лишить жизни невиновных саксов.
— Хватит, я наслушался вас до отвала, — глухо проговорил Максен.
— Возможно, но я еще не закончила.
— Нет закончили.
Схватив ее за руку, рыцарь подтолкнул саксонку к креслу и силой усадил в него.
— Если вы поднимитесь или скажете хоть еще слово, то горько пожалеете об этом.
