Пендери, она нагнала их.
— Милорд, — обратилась она к Максену, — разве нельзя леди Элан поговорить с сэром Гаем?
— Можно, нельзя… — не останавливаясь, буркнул барон. — А что хорошего из этого выйдет? Он терпит все ее капризы, а надо просто отшлепать ее, пытается понять то, что невозможно понять. И что он получил?
— Может…
— Может, нет! Я устал от ее выходок. Сегодня этому пришел конец!
Понимая, что идет на риск, Райна встала перед ним:
— Прошу тебя, разреши Элан и Гаю поговорить.
— Отойди! — Пендери едва сдержался.
Было бы проще позволить Максену сорвать злость на Элан, но один взгляд на несчастную молодую женщину заставил сердце ласково сжаться.
— Он нужен ей! — не унималась она. Очевидно, смысл ее слов дошел до Максена.
Его лицо немного смягчилось, и он, нахмурившись, взглянул на сестру.
— Ради бога, Максен! — взмолилась та, заливаясь слезами.
Рыцарь взглянул на Торкво и подавил вздох, готовый сорваться с уст:
— Сэр Гай, иди сюда.
Тот повиновался не сразу. Прошло несколько секунд, прежде чем рыцарь подошел к барону.
— Милорд?
— Моя сестра хочет поговорить. Ты согласен?
Гай замешкался, потом согласился. Максен подтолкнул Элан к рыцарю, прошептав ей на ухо:
— Хватит, Элан, иначе утром отправлю тебя в монастырь.
Хотя на улице было холодно, Торкво и девушка вышли из зала, оставив Райну наедине с Пендери. Она ожидала увидеть искаженное гневом лицо, но он неожиданно улыбнулся:
— Только ради тебя!
Если бы не Райна, он бы непременно высказал сестре все, что о ней думал, выплеснув накопившуюся в душе злость, и рано утром отправил бы ее в монастырь.
— Идем, — рыцарь повел Райну за собой, чувствуя, как напряглось его тело, как к низу живота прилил жар, снять который могла только она.
Саксонка с готовностью пошла за ним за ширму, где они пылко отдались плотским утехам. Годы, проведенные без женщины, сказывались на Пендери, но каждый день с Райной словно воскрешал его. Прошли уже месяцы, а Райна оставалась бесплодной, что крепко печалило Максена, давая пищу для горьких раздумий. Он вновь и вновь вспоминал свое обещание никогда не жениться на ней, но вопреки этому старался прочно привязать ее к себе, сделать женой, чтобы она неотлучно была рядом днем и ночью, чтобы завести детей, прожить с ней долгую, счастливую жизнь и вместе состариться. Стоит ли удивляться, что Максен с нетерпением ждал того дня, когда Райна скажет ему о зачатии. Может, в этом месяце…
Они лежали на боку, сплетя руки и ноги, и молчали, наслаждаясь близостью.
— Спасибо, Максен, — прошептала она.
— Все ради моей дамы.
Она ущипнула его за бок:
— Я говорю об Элан и Гае.
Максен открыл глаза.
— Элан, — простонал он. — Что мне делать с ней?
В душе его еще теплилась надежда, что она больше не даст повода для тяжелых разговоров.
— Считаешь, что он может приструнить ее?
— Если это вообще кому-нибудь под силу…
— Почему ты так тревожишься о ней, Райна? Почему, если она обозвала тебя шлюхой?
— Мне ее жаль. Как подумаю о ней — душа не на месте.
— Несмотря на то, что она лжет, обвиняя Эдвина?
Девушка посмотрела ему в глаза:
— Она лжет.
Он не говорил вслух о том, что уже давно считает сестру лгуньей и не верит, что Эдвин — насильник.
— Пришла весна, — он подвел разговор к тому, что скоро встретится с Эдвином на поле битвы.
— Да.
— Мне надо тебя кое о чем спросить.
— Спрашивай.
— Об Эдвине, — предупредил рыцарь.
Она отвела глаза:
— Ну, конечно.
— Можно ли заключить с ним мир?
Райна приподнялась, села на постели:
— Мир? Но я слышала, что Вильгельм хочет его смерти.
Пендери тоже сел рядом в постели:
— Да, но я, пожалуй, смогу разубедить его, если, конечно, будет согласие Харволфсона.
Смутившись, саксонка покачала головой:
— Максен, я думала, ты тоже хочешь его смерти.
— После всего, что я тебе рассказал о Гастингсе?
Он опять вспомнил залитый кровью луг, но приказал себе не думать об этом.
— Нет, если можно избежать кровопролития, я воспользуюсь этим.
— Но послушает ли тебя Вильгельм?
Законный вопрос. Если король по-прежнему уважает Пендери, то встанет на его сторону. Но встанет ли?
— Но вот задача: как убедить Эдвина пойти на мир?
Райна улыбнулась, глаза ее застилали слезы счастья, и она обняла возлюбленного:
— Я знала, что у тебя доброе сердце, знала.
«Доброе сердце», — удивился он, вдыхая сладкий запах ее кожи. Что она хотела этим сказать? Что в желании помириться с Харволфсоном он не похож на дикаря, на кровожадного воина, коим показал себя при Гастингсе? Как могла девушка простить его, если он сам не мог? Он лелеял в душе смутную надежду, что, избежав кровопролития, получит у Бога прощение. Конечно, это только слабая надежда, но стоит рискнуть, чтобы снять бремя с его души.
— Какова цена мира, Райна?
Откинув голову, она заглянула ему в глаза:
— Не знаю. Может, вражда зашла уже слишком далеко.
— Он хочет получить обратно Этчевери.
— Да, это его земля, его предков, но, думаю, его замыслы простираются дальше и охватывают всю Англию. Этчевери для него мало!
— Мне придется еще поломать голову над этим.
— Ты говорил, что дашь ему земли в обмен на мир?
— Если это положит конец восстанию, то верну ему Этчевери, но потребуется согласие короля.
А Райна улыбалась. В ее глазах светились веселые искорки и что-то такое, от чего у Максена сильнее забилось сердце. Неужели это любовь? Так светиться могут глаза только любящего или благодарного человека. Он старался уверить себя, что это любовь. Так или нет, но ему очень того хотелось.
— Я знаю, ты сделаешь это. Ты принесешь Англии мир.
Ее слова отвлекали норманна от любовных переживаний. Он покачал головой.
— У Эдвина много сторонников, но есть и немало непримиримых саксов. Даже если Харволфсон пойдет на мир, война не прекратится. Просто она будет не столь обременительна.
Райна приуныла, но тут же вновь воспряла духом:
— Было бы доброе начало, а конец придет сам собой. Ты всего добьешься, если уговоришь короля и
