— Если что-то удастся, то лишь с помощью этого младенца. Эдвин должен знать, что у него родился сын.
— Но…
— Доверьтесь мне, — буркнула девушка, желая побыстрее сесть на коня. — Подержите ребенка, пока я сажусь в седло.
Кристоф повиновался, ни слова не говоря.
— Это кончится! — бросила саксонка и поскакала по южному крылу армии Вильгельма.
Она старалась ехать как можно быстрее, но пускать лошадь во весь опор опасалась из-за младенца. Она взглянула на него — он уже сладко посапывал. Похоже, стук лошадиных копыт заменил ему колыбельную.
Райна хотела объехать армию норманнов. Она заметила, что за ней пустились в погоню. Но у нее было преимущество — внезапность. Пока норманны решали, что делать, она направила коня в сторону саксов. Райна скакала во весь опор, стараясь быстрее пересечь пространство, отделяющее две армии. Тишину нарушал теперь не только стук копыт, но и лязг металла и гул голосов. Прислушавшись, она узнала голос Максена, но ее уже ничто не могло задержать.
«Господи, запрети им стрелять в меня! Пусть они поймут, что я никому не угрожаю, — молила она. Раз Вильгельм с кавалеристами, значит, Эдвин тоже среди всадников», — решила девушка и попыталась отыскать его взглядом. Саксы расступились, открыв ей коридор. Вот по нему и вышел ей навстречу Эдвин.
Не отрывая от нее глаз, он сделал знак своим людям замолчать и предупредил:
— Не подходи ближе.
Натянув поводья, она повернула коня так, чтобы Харволфсон мог видеть ее ношу.
— Зачем вы явились? Еще одна ловушка?
Она откинула ткань и обнажила личико спящего младенца:
— Посмотрите на своего сына, Эдвин.
Он застыл как вкопанный, но тут же взял себя в руки и подъехал вплотную.
— Моего сына? — переспросил он, глядя на нее затуманенными глазами, будто пытаясь что-то вспомнить.
Чутье подсказало Райне, что Максен где-то поблизости. Она оглянулась: от армии отделился единственный всадник и во весь дух мчался в расположение саксов. Эдвин тоже его заметил, и глаза его гневно засверкали.
— Эдвин, пусть он подъедет, — умоляющим голосом произнесла девушка. — Вы не можете бояться одного человека, когда у вас за спиной целая армия.
— Еще одна уловка Пендери! — взревел сакс.
— Нет, он не знал моих намерений. Максен хочет только защитить меня.
— А что вы хотите, Райна?
— Я ищу мира.
— Мира?! Между саксами и норманнами это невозможно.
— Почему? Они уже живут мирно. Если бы вы только…
Ее прервал свист туго натянутой тетивы и летящих стрел.
Глядя поверх головы Харволфсона, она заметила, что лучники целятся в Максена.
— Эдвин, — взмолилась девушка, — прикажите им прекратить стрельбу!
Он взглянул на младенца в ее руках, на нее и остановил лучников.
Райна облегченно вздохнула.
— Это от Элан Пендери, — заявила она, кивком головы указав на дитя. — Он только что родился.
Сакс молчал. Потом грустно заметил:
— Он должен был быть моим и вашим, Райна.
— Если бы жизнь сложилась иначе, — уклончиво ответила она.
— А не так, как сейчас, — горько отозвался сакс.
— Конечно.
— Вы любите Пендери?
На столь неожиданный вопрос она ответила прямо:
— Да, люблю.
Больше ей ничего не пришлось говорить, потому что внезапно Максен оказался рядом и сжал ее руку:
— Райна, ответь Бога ради, что ты делаешь?
— Показывает мне моего сына, — ответил вместо нее Эдвин.
Норманн еще никогда в жизни не испытывал такого страха, увидя одинокую всадницу, мчащуюся во весь опор со свертком в руках. Он сразу понял, что этот сверток — ребенок Элан, и мгновенно разгадал ее замысел. Король же заревел, как разъяренный бык, решив, что кто-то замыслил предательство.
Максен дождался, когда Вильгельм сделает перерыв в ругательствах, и объяснил поступок Райны. Он сказал королю, что его возлюбленная пробует установить мир своим способом — показав ребенка Эдвину.
Один-единственный раз отец Максена сделал доброе дело. Его богохульства и ругательства отрезвили Завоевателя и заставили поразмыслить над случившимся. К счастью, у него был острый ум, и поэтому он тут же разрешил Максену скакать в стан врага.
Сам Пендери никогда бы не позволил Райне так безрассудно рисковать своей жизнью, но он понимал, что поступок ее заслуживает уважения. Он взглянул на ребенка в руках саксонки:
— И что вы думаете о своем сыне, Харволфсон?
Эдвин взглянул на малыша, перевел взгляд на Максена:
— Рожденный после насилия, он едва ли может быть назван моим.
— Но он ваш, и не было никакого насилия.
— Какое великодушие! Но не забывайте, что норманнская шлюха обвинила меня в изнасиловании.
— Она призналась и раскаялась.
— Что? — в один голос воскликнули Максен и Эдвин.
Девушка кивнула.
— При рождении ребенка она сказала мне и Кристофу, что отдалась вам, Эдвин, чтобы отец не узнал, что девственности ее лишил другой мужчина.
Пендери не ожидал такого поворота, полагая, что Харволфсон имел дело с девственницей.
— Вполне возможно, — подал голос сакс, — но если сосчитать месяцы, то выходит, что дитя родилось раньше срока, значит, ребенок не мой.
Райне такое тоже приходило в голову, но у нее появилось веское доказательство, когда она мыла младенца.
— Он появился на свет раньше срока, но в нем течет кровь Харволфсонов.
С этими словами она откинула одеяльце и показала маленькую розовую ножку:
— Четыре пальца, как и у тебя, Эдвин!
Пока молодой отец недоверчиво разглядывал младенца. Райна вспомнила их первую встречу у реки. Тогда Эдвин, разговаривая с ней, снял ботинки и сидел, опустив ноги в воду, а девушка украдкой поглядывала на его левую ступню, лишенную мизинца. Тот, заметив ее взгляд, рассказал старинное поверье о том, что сотни лет назад ведьма наложила проклятие на их семью, сказав, что все мужчины в их роду будут наказаны за предательство. Когда саксонка полюбопытствовала, что за преступление было совершено, Эдвин улыбнулся, но от ответа уклонился.
— Он ваш сын! — Райна бережно запеленала младенца.
Что творилось на душе Эдвина — один Бог знает.
Встретившись взглядом с Райной, он сказал:
— Это и есть ваш мир? Сын в обмен на всю Англию?
Он очертил рукой полукружье перед собой.
— Англия принадлежит Вильгельму, — заметил Максен.
— Так было до сегодняшнего дня! — рявкнул Харволфсон.
