Пришли к храму. Народу - странников-богомольцев, и русских, и всяких народов, и греков, и армян, и турок, и сирияи - собралось много. Пришел Ефим в Святые ворота с народом. Повел их монах. Провел их мимо стражи турецкой к тому месту, где снят с креста спаситель и помазан и где 9 подсвечников больших горят. Все показывал и рассказывал. Поставил там свечку Ефим. Потом повели монахи Ефима на правую руку вверх по ступенькам на Голгофу, на то место, где крест стоял; там помолился Ефим. Потом показали Ефиму скважину, где земля до преисподней проселась; потом показывали то место, где прибивали руки и ноги Христа к кресту гвоздями; потом показали гроб Адама, где кровь Христа лилась на кости его. Потом пришли к камню, где сидел Христос, когда надевали на него терновый венец; потом - к столбу, к которому привязывали Христа, когда били его. Потом видел Ефим камень с двумя дырами для ног Христа. Хотели еще что-то показать, да заторопился народ: заспешили все к самой пещере гроба господня. Отошла там чужая, началась православная обедня. Пошел Ефим с народом к пещере. Хотел он отбиться от странника - все в мыслях грешит он на странника, - да не отстает от него странник, с ним вместе и к обедне ко гробу господню пошел. Хотели они поближе стать, не поспели. Стеснился народ так, что ни вперед, ни назад продора нет. Стоит Ефим, смотрит вперед, молится, а нет-нет и ощупает, тут ли кошель. Двоится у него в мыслях: первое думает - обманывает его странник; второе думает - коли не обманул, а вправду вытащили, так как бы и со мной того же не было.
Х
Стоит так Ефим, молится и смотрит вперед, в часовню, где самый гроб и над гробом 36 лампад горят. Стоит Ефим, через головы смотрит, что за чудо! Под самыми лампадами, где благодатный огонь горит, впереди всех, видит, стоит старичок в кафтане сермяжном, блестит лысина во всю голову, как у Елисея Бодрова. 'Похож, - думает, - на Елисея. Да нельзя же ему быть! Нельзя ему прежде меня поспеть. Корабль до нас за неделю отходил. Нельзя ему было упредить. А на нашем корабле не было. Я всех богомольцев видел'.
Только подумал так Ефим, стал молиться старичок и поклонился три раза: раз наперед богу, а потом миру православному на обе стороны. И как повернул голову старичок на правую сторону, так и признал его Ефим. Самый он, Бодров, и есть и борода черноватая, курчавая, и проседь на щеках, и брови, и глаза, и нос, и все обличье его. Самый он, Елисей Бодров.
Обрадовался Ефим, что товарища нашел, и подивился, как так Елисей наперед его поспел.
- Ай да Бодров, - думает, - куда наперед пролез! Видно, с человеком таким сошелся, что провел его. Дай на выходе найду его, своего странника в скуфье брошу и с 1000 ним стану ходить, авось и он меня проведет наперед.
И все смотрел Ефим, как бы не упустить ему Елисея. Да отошли обедни, зашатался народ, пошли прикладываться, затеснились, отдавили в сторону Ефима. Опять напал на него страх, как бы, думает, кошель не вытащили? Прижал рукой кошель Ефим и стал продираться, только бы на простор выбраться. Выбрался на простор, ходил-ходил, искал-искал Елисея тут и в храме. Тут же в храме по кельям всякого народа много видел: которые тут же и едят, и пьют вино, и спят, и читают. И нет нигде Елисея. Вернулся Ефим на подворье, - не нашел товарища. В этот вечер странник не приходил. Пропал, и рубля не отдал. Остался Ефим один.
На другой день пошел опять Ефим к гробу господню с тамбовским стариком, на корабле с ним ехал. Хотел прадезть наперед, да опять отдавили его, и стал он у столба и молится. Поглядел нареред, - опять под лампадами у самого гроба господня на переднем месте стоит Елисей, руки развел, как священник у алтаря, и блестит лысина во всю голову, 'Ну, - думает Ефим, - теперь уж не упущу его'. Полез продираться наперед. Продрался - нет Елисея. Видно, ушел. И на третий день опять у гроба господня смотрит - в самом святом месте стоит Елисей на самом на виду, руки развел и глядит кверху, точно видит что над собой. И светится его лысина во всю голову. 'Ну, - думает Ефим, - теперь уж не упущу его, пойду к выходу стану. Там уж не разминемся'. Вмшел Ефим, стоял-стоял, полден простоял: весь народ прошел - нет Елисея.
Пробыл шесть недель Ефим в Иерусалиме и побывал везде: и в Вифлееме, и в Вифании, и на Иордане, и на новую рубаху печать у гроба господня наложил, чтобы похорониться в ней, и воды из Иордана в стклянку взял, и земли и свечей с благодатным огнем взял, и в восьми местах поминанья записал, извел все деньги, только бы домой дойти. И пошел Ефим назад к дому. Дошел до Яфы, сел на корабль, приплыл в Одессу и пошел пешеходом домой.
XI
Едет Ефим один тем же путем. Стал к дому приближаться, одеть напала на него забота, как без него дома живут. 'В год, - думает, - воды много утечет. Дом целый век собираешь, а разорить дом недолго. Как-то без него сын дела повел, как весна вскрылась, как скотина перезимовала, так ли избу выделали?' Дошел Ефим до того места, где он запрошлый год расстался с Елисеем. Народу и узнать нельзя. Где запрошлый год бедствовал народ, нынче все достаточно живут. Родилось хорошо в поле. Поправился народ, и прежнее горе забыли. Подходит вечерком Ефим к тому самому селу, где запрошлый год Елисей отстал. Только вошел в село, выскочила из-за хатки девочка в белой рубахе.
- Дiд! дiдко! до нас заходи.
Хотел Ефим пройти, да не пускает девочка, ухватила за полу, тащит к хате, а сама смеется.
Вышла на крыльцо и женщина с мальчиком, тоже манит:
- Заходи, мол, дедушка, поужинать - переночуешь. Зашел Ефим. 'Кстати, думает, - про Елисея спрошу: никак, в эту самую хатку он тогда и напиться заходил'.
Вошел Ефим, сняла с него женщина сумку, умыться подала, посадила за стол. Молока достала, вареников, каши - поставила на стол. Поблагодарил Тарасыч, похвалил людей за то, что они странников привечают. Покачала головой женщина.
- Нам, - говорит, - нельзя странников не привечать. Мы от странника жизнь узнали. Жили мы, бога забыли, и наказал нас бог так, что все только смерти ждали. Дошли летось до того, что все лежали - и есть нечего и больны. И помереть бы нам, да наслал нам бог такого же, вот как ты, старичка. Зашел он среди дня напиться, да увидал нас, пожалел, да и остался с нами. И поил, и кормил, и на ноги поставил, и землю выкупил, и лошадь с телегой купил, у нас кинул.
Вошла в хату старуха, перебила речь женщины.
- И сами мы не знаем, - говорит, - человек ли был, или ангел божий. Всех-то любил, всех-то жалел, и ушел - не сказался, и молить за кого бога - не знаем. Как теперь вижу: лежу я, смерти жду, смотрю - вошел старичо 1000 к, немудрененький, так лысенький, воды напиться. Еще я подумала, грешная: что шляются? А он вон что сделал! Как увидал нас, сейчас сумочку долой, вот на этом месте поставил, развязал.
Вступилась и девочка.
- Нет, - говорит, - бабушка, он прежде сюда посередь хаты поставил сумку, а потом на лавку убрал.
И стали они спорить и все его слова и дела поминать; и где он сидел, и где спал, и что делал, и что кому сказал.
На ночь приехал и мужик-хозяин на лошади, тоже стал про Елисея рассказывать, как он у них жил.
- Не приди он к нам, - говорит, - мы бы все в грехах померли. Помирали мы в отчаянии, на бога и на людей роптали. А он нас и на ноги поставил, и через него мы и бога узнали, и в добрых людей уверовали. Спаси его Христос! Прежде как скоты жили, он нас людьми сделал.
Накормили, напоили люди Ефима, положили спать и сами легли.
Лежит Ефим и не спит, и не выходит у него из головы Елисей, как он видел его в Иерусалиме три раза в переднем месте.
'Так вот он где, - думает, - упередил меня! Мои труды приняты, нет ли, а его-то принял господь'.
Наутро распрощались люди с Ефимом, наклали ему пирожков на дорогу и пошли на работу, а Ефим - в путь-дорогу.
XII
Ровно год проходил Ефим. На весну вернулся домой. Пришел он домой к вечеру. Сына дома не было: в кабаке был. Пришел сын выпивши, стал его Ефим расспрашивать. По всему увидал, что замотался без него малый. Деньги все провел дурно, дела упустил. Стал его отец щунять. Стал сын грубиянить.
- Ты бы, - говорит, - сам поворочал, а то ты ушел ходить да еще деньги с собой унес все, а с меня спрашиваешь.
Рассерчал старик, побил сына.
