- Рад?
- И не знаю, что сказать. Вот точно... Он не договорил, только махнул рукой, ухмыльнулся, чуть не заплакал и вышел.
Колокольчик зазвонил в комнате барыни.
- Что, отдала?
- Отдала.
- Что же, очень рад?
- Совсем как сумасшедший стал.
- Ах, позови его. Я спрошу у него, как он нашел. Позови сюда, я не могу выйти.
Дуняша побежала и застала мужика в сенях. Он, не надевая шапки, вытянул кошель и, перегнувшись, развязывал его, а деньги держал в зубах. Ему, может быть, казалось, что, пока деньги не в кошеле, они не его. Когда Дуняша позвала его, он испугался.
- Что, Авдотья... Авдотья Миколавна. Али назад отобрать хочет? Хоть бы вы заступились, ей-богу, а я медку вам принесу.
- То-то! Приносил.
Опять отворилась дверь, и повели мужика к барыне. Не весело ему было. 'Ох, потянет назад!' - думал он, почему-то, как по высокой траве, подымая всю ногу и стараясь не стучать лаптями, когда проходил по комнатам. Он ничего не понимал и не видел, что было вокруг него. Он проходил мимо зеркала, видел цветы какие-то, мужик какой-то в лаптях ноги задирает, барин с глазочком написан, какая-то кадушка зеленая и что-то белое... Глядь, заговорило это что-то белое: это барыня. Ничего он не разобрал, только глаза выкачивал. Он не знал, где он, и все представлялось ему в тумане.
- Это ты, Дутлов?
- Я-с, сударыня. Как было, так и не трогал, - сказал он. - Я не рад, как перед Богом! Как лошадь замучил...
- Ну, твое счастье, - сказала она с презрительно-доброю улыбкой. - Возьми, возьми себе.
Он только таращил глаза.
- Я рада, что тебе досталось. Дай Бог, чтобы впрок пошло! Что же, ты рад?
- Как не рад! Уж так-то рад, матушка! Все за вас Богу молить буду. Я уж так рад, что слава Богу, что барыня наша жива. Только и вины моей было.
- Как же ты нашел?
- Значит, мы для барыни всегда могли стараться по чести, а не то что...
- Уж он совсем запутался, сударыня, - сказала Дуняша.
- Возил рекрута племянника, назад ехал, на дороге и нашел. Поликей, должно, нечаянно выронил.
- Ну, ступай, ступай, голубчик. Я рада.
- Так рад, матушка!.. - говорил мужик.
Потом он вспомнил, что он не поблагодарил и не умел обойтись, как следовало. Барыня и Дуняша улыбались, а он опять зашагал, как по траве, и насилу удерживался, чтобы не побежать рысью. А то все казалось ему, вот-вот еще остановят и отнимут...
XIV
Выбравшись на свежий воздух, Дутлов отошел с дороги к липкам, даже распоясался, чтобы ловчее достать кошель, и стал укладывать деньги. Губы его шевелились, вытягиваясь и растягиваясь, хотя он и не произносил ни одного звука. Уложив деньги и подпоясавшись, он перекрестился и пошел, как пьяный колеся по дорожке: так он был занят мыслями, хлынувшими ему в голову. Вдруг увидел он перед собой фигуру мужика, шедшего ему навстречу. Он кликнул; это был Ефим, который, с дубиной, караульщиком ходил около флигеля.
- А, дядя Семен, - радостно проговорил Ефимка, подходя ближе. (Ефимке жутко было одному. ) - Что, свезли рекрутов, дядюшка?
- Свезли. Ты что?
- Да тут Ильича удавленного караулить поставили.
- А он где?
- Вон, на чердаке, говорят, висит, - отвечал Ефимка, дубиной показывая в темноте на крышу флигеля.
Дутлов посмотрел по направлению руки и, хотя ничего не увидал, поморщился, прищурился и покачал головой.
- Становой приехал, - сказал Ефимка, - сказывал кучер. Сейчас снимать будут. То-то страсть ночью, дядюшка. Ни за что не пойду ночью, коли велят идти наверх. Хоть до смерти убей меня Егор Михалыч, не пойду.
- Грех-то, грех-то какой! - повторил Дутлов, видимо, для приличия, но вовсе не думая о том, что говорил, и хотел идти своею дорогой. Но голос Егора Михайловича остановил его.
- Эй, караульщик, поди сюда, - кричал Егор Михайлович с крыльца.
Ефимка откликнулся.
- Да кто еще там с тобой мужик стоял?
- Дутлов.
- И ты, Семен, иди.
Приблизившись, Дутлов рассмотрел при свете фонаря, который нес кучер, Егора Михайловича и низенького чиновника в фуражке с кокардой и в шинели: это был становой.
- Вот и старик с нами пойдет, - сказал Егор Михайлович, увидав его.
Старика покоробило; но делать было нечего.
- А ты, Ефимка, малый молодой, беги-ка на чердак, где повесился, лестницу поправить, чтоб их благородию пройти.
Ефимка, ни за что не хотевший подойти к флигелю, побежал к нему, стуча лаптями, как бревнами.
Становой высек огня и закурил трубку. Он жил в двух верстах и был только что жестоко распечен исправником за пьянство и потому теперь был в припадке усердия: приехав в десять часов вечера, он хотел немедленно осмотреть удавленника. Егор Михайлович спросил Дутлова, зачем он здесь. Дорогой Дутлов рассказал приказчику о найденных деньгах и о том, что барыня сделала. Дутлов сказал, что он пришел позволения Егора Михайлыча спросить. Приказчик, к ужасу Дутлова, потребовал конверт и посмотрел его. Становой тоже взял конверт в руки и коротко и сухо спросил о подробностях. 'Ну, пропали деньги', - подумал Дутлов и стал уже извиняться. Но становой отдал ему деньги.
- Вот счастье сиволапому! - сказал он.
- Ему на руку, - сказал Егор Михайлович, - он только племянника в ставку свез; теперь выкупит.
- А! - сказал становой и пошел вперед.
- Выкупишь, что ль, Илюшку-то? - сказал Егор Михайлович.
- Как его выкупить-то? Денег хватит ли? А можь, и не время.
- Как знаешь, - сказал приказчик, и оба пошли за становым.
Они подошли к флигелю, в сенях которого вонючие караульщики ждали с фонарем. Дутлов шел за ними. Караульщики имели виноватый вид, который мог относиться разве только к произведенному ими запаху, потому что они ничего дурного не сделали. Все молчали.
- Где? - спросил становой.
- Здесь, - шепотом сказал Егор Михайлович. - Ефимка, - прибавил он, - ты малый молодой, пошел вперед с фонарем!
Ефимка, уж поправив наверху половицу, казалось, потерял весь страх. Шагая через две и три ступени, он с веселым лицом полез вперед, только оглядываясь и освещая фонарем дорогу становому. За становым шел Егор Михайлович. Когда они скрылись, Дутлов, поставив уже одну ногу на ступеньку, вздохнул и остановился. Прошли минуты две, шаги их затихли на чердаке; видно, они подошли к телу.
- Дядя! тебя зовет! - крикнул Ефимка в дыру.
Дутлов полез. Становой и Егор Михайлович видны были при свете фонаря только верхнею своею частию за балкой; за ними стоял еще кто-то спиной. Это был Поликей. Дутлов перелез через балку и, крестясь, остановился.
