- Помните, я докладывал вам, товарищ майор, об агенте под кличкой 'дядя Вася'? Взяли его вчера в Геленджике. На допросе этот 'дядя' показал, что обещал Телушкину переправить его в Турцию, а затем и в Америку.
- И вы думаете, что Телушкин ждет, когда он выполнит это обещание?
- Во всяком случае, надеется. Вот этим-то и надо бы воспользоваться.
- А как?
- С помощью того же 'дяди Васи'. У него была договоренность с Корнелием в случае провала встретиться в Старой Гагре на квартире, известной лишь им. Сам Телушкин, видимо, не решается пока прийти туда. Это мы уже проверили, так как держим ту квартиру под наблюдением. Телушкин, наверно, тоже поглядывает на ее окна из какого-нибудь укромного местечка. Не рискнуть ли нам в связи с этим...
- Понимаю вашу мысль, товарищ капитан. Ну, а как 'дядя Вася' - не подведет?
- Он совершенно деморализован, товарищ майор, и, по-моему, готов на все, чтобы только иметь возможность смягчить свою вину.
- Ну что ж, давайте тогда попробуем, - после некоторого раздумья соглашается майор.
Поздно вечером в тускло освещенном окне домика на окраине Старой Гагры появляется не очень выразительный профиль худощавого человека средних лет. Похоже, что он ищет что-то, поворачиваясь при этом так, что лицо его хорошо освещается настольной лампой. Потом он не торопясь раскладывает на столе какие-то бумаги.
А вокруг все тихо, лишь с соседней улицы доносятся приглушенные звуки музыки. И вдруг еле слышный стук в дверь. Значит, кто-то подошел к домику и настороженно прислушивается теперь у его входа.
Несколько секунд спустя слышится скрип открываемой двери. Свет из дома падает на ссутулившуюся фигуру человека в темном макинтоше.
- Наконец-то вы пожаловали, дорогой племянничек! - раздается неестественно радостный голос 'дяди Васи'.
Названный 'племянничком' человек испуганно бросается в сторону спасительной тени. Но его освещают уже несколько сильных электрических фонарей, а за спиной 'дяди Васи' появляется капитан Петров.
- Ну-с, Корнелий Телушкин, - почти равнодушным тоном произносит он, давайте-ка поднимем руки.
37
Как и предполагал академик Иванов, профессора Кречетова действительно вызывают вскоре в Академию наук.
- Оставляю племянницу мою на ваше попечение, Алексей Васильевич, прощаясь, говорит он Русину, крепко пожимая его руку.
- Можете о ней не беспокоиться, Леонид Александрович, - обещает Алексей.
Варя к тому времени заметно успокаивается и начинает даже ходить на пляж. Алексей теперь проводит с нею целые дни и, хотя еще не так давно мечтал об этом, к удивлению своему, замечает, что день ото дня ему становится все скучнее с этой красивой девушкой.
Он и не пытается, конечно, говорить с нею ни о какой науке. Разговаривают они в основном о погоде, качестве обедов в литфондовской столовой, температуре морской воды и прочих житейских мелочах, но ему не стоит большого труда представить себе, что скажет Варя по любому иному поводу. Она в общем-то много читает, любит кино и театр и, наверно, имеет обо всем прочитанном и увиденном свое мнение, но Алексей боится даже спрашивать ее об этом.
А Сидор Омегин сказал ему о ней как-то:
- Очень толковая девица профессорская племянница. Чертовски трезво обо всем судит. Только ты брось забивать ей голову наукой - это ей ни к чему. С ней нужно говорить о жизни, а не о...
- Вот и говори с ней об этом, - с едва скрываемым раздражением оборвал его Алексей.
- Что-то ты слишком охотно стал уступать мне эту возможность, усмехнулся в ответ Сидор. - Тебе в собеседницы знаешь кто нужен? Не красивая девушка, а электронное устройство с большим запасом информации и способностью к логическому мышлению.
А Алексей потом долго раздумывал над этим разговором.
'Все было бы, наверно, по-другому, будь я по-настоящему в нее влюблен, - невесело рассуждал он, прохаживаясь по своей лоджии. - А все-таки что же было бы?.. Говорил бы я с нею только 'о жизни', как советовал мне Сидор, а для беседы о том, что представляет для меня основной смысл моего существования, искал бы более интеллигентного собеседника? Или собеседницу... Не знаю, не знаю, может быть, настоящая любовь выше всего этого, но надолго ли? А скорее всего у таких, как я, и не бывает, наверно, такой любви...'
Профессор Кречетов возвращается из Москвы спустя три дня.
- Ну, как вы тут без меня обитаете? - спрашивает он Русина.
- А у нас что? У нас все в соответствии с местным распорядком, невесело говорит Алексей. - Расскажите лучше, что у вас нового?
- Пробыл там всего три дня, - задумчиво произносит профессор, - а событий столько, что всего и не припомнишь. Главное же вот что: теперь уже совершенно точно установлено, что эксперименты, подобные нашим, производят и по ту сторону планеты. О том свидетельствует возросшее количество сейсмических явлений, не типичное для года 'спокойного солнца'. Я боюсь даже, что они могут расшатать нашу планету до такого состояния, что она вообще развалится. К счастью, ни один из нейтринных импульсов не совпал пока с ритмом собственных колебаний земной коры. Мог бы (да и может еще!) произойти такой сейсмический резонанс, в сравнении с которым землетрясения в Сан-Франциско, Мессине и Токио, происшедшие в первой четверти нашего века и стоившие полмиллиона человеческих жизней, окажутся пустяком.
- Нужно, значит, немедленно что-то предпринимать! - возбужденно восклицает Алексей Русин. - Они ведь могут...
- Да, они могут, - перебивает его профессор Кречетов. - Могут, потому что торопятся опередить нас. Об этом свидетельствует дурацкий шпионаж за мной и академиком Ивановым. В Москве все это было взвешено и поручено мне с академиком Ивановым выступить на страницах газеты 'Известия' с открытым письмом к нашим заокеанским коллегам. Что мы и сделали.
- И вы думаете, что это их остановит? - с сомнением покачивает головой Русин. - Едва ли такое предприятие в руках только ученых...
- Мы не сомневаемся, что письмо наше будет перепечатано прогрессивными газетами. К тому же мы передадим его по радио на всех основных языках мира, и нас услышит мировая общественность.
- А ваше письмо подкреплено какими-нибудь фактами?
- Оно подкреплено моими расчетами и статистикой Института физики Земли. Мало того, мы предсказываем характер землетрясений, которые неизбежно должны произойти в ближайшее время в основных сейсмических поясах земного шара, в случае если не прекратятся опасные эксперименты зондирования внутреннего ядра планеты нейтринными импульсами. А пояса эти проходят по берегам Тихого океана, Средиземного моря, по горным цепям Кавказа, Гиндукуша, Каракорума и Гималаев. Мы очень надеемся на благоразумие человечества. Оно победило уже один раз в борьбе за запрещение испытаний атомного и термоядерного оружия, победит, наверно, и теперь.
На страницах газеты 'Известия' действительно появляется вскоре хорошо аргументированное письмо академика Иванова и профессора Кречетова. Его перепечатывают почти все газеты мира. С комментариями его выступают в печати и по радио виднейшие сейсмологи и геофизики Европы, Азии, Африки и многих стран Латинской Америки. Молчат пока лишь ученые Соединенных Штатов.
Алексей Русин и профессор Кречетов с Варей возвращаются тем временем в Москву, и Леонид Александрович, навещая племянницу и брата, не упускает теперь случая побывать и у Русиных. Разговор, естественно, почти всегда заходит об одном и том же.
- А может быть, американцы не экспериментируют больше? - с надеждой спрашивает профессора Алексей.
- Почему же тогда не дают они согласия на участие в международном конгрессе, который мы предлагаем созвать в Москве или Вашингтоне? Да и по сведениям, поступающим в Институт физики Земли более чем с четырехсот сейсмических станций мира, совершенно очевидно, что они все-таки продолжают свои эксперименты. Надеются, наверно, получить нейтринографию внутреннего ядра планеты и закрепить этим свой приоритет в области исследования недр Земли. Однако это не такое простое дело. Мы убедились в том
