который покупает эту мелочь, давая мне небольшую прибыль.
Я пожал плечами:
— Элли, что заставляет тебя продолжать воровство? Почему бы тебе не изменить свою жизнь? Ты же умный пострел. К тому же приятный и внешне очень привлекательный парень. Если бы у тебя хватило здравомыслия и ты перестал быть дешевым воришкой...
Он тонко усмехнулся и смерил меня презрительным взглядом:
— В самом деле, Джимми? Ну и что бы я тогда имел? Разъезжал бы на крышах вагонов? Ел дрянную пищу за десять центов и работал бы на рытье канализационных канав? Одевался бы во всякое тряпье, а спал на подстилке из сена?
— Все это так, — упрямо вел я свое, — может, сейчас у меня дела идут не так уж хорошо, но я выберусь. Я...
— Ты прав, — кивнул Элли. — Сейчас ты как раз подошел к тому, чтобы выбраться. После сегодняшнего вечера твои дела пойдут отлично.
— Каким образом? Что я должен делать?
— Ты ведь все знаешь о рекламе, верно? Как насчет того, чтобы начать издавать маленький журнал?
— Ну, я бы не сказал, что так уж все знаю...
— Во всяком случае, ты в этом разбираешься. Так что не мешай и позволь мне представить тебя этим парням как знатока журналистики. А остальное сделаю я.
И снова мне не удалось добиться от него никаких разъяснений. Он твердил и даже клялся, что не пытается втянуть меня в какую-либо неприятность, и мне пришлось этим удовлетвориться.
Мы закончили обедать. Посоветовав мне самому выбрать себе напиток, Элли прошел в гардеробную и переоделся. Он вернулся с чемоданчиком, набитым бутылками из бара.
Естественно, к этому моменту я уже был слегка навеселе и стал менее восприимчивым к угрызениям совести, которые меня всегда терзали в присутствии Элли Иверса. Я уже говорил, что очень его любил. Элли по-своему всегда старался быть со мной добрым и великодушным, и сейчас, я надеялся, в час моей нужды он вытащит жирного кролика из шляпы фокусника.
Мы вместе спустились вниз и на такси подъехали к какому-то дому на Бродвее. Там мы вылезли, и я последовал за ним в гостиную на втором этаже. Мужчины, которым он меня представил, были, на мой взгляд, более или менее преуспевающие дельцы среднего класса — хозяева парикмахерской, владельцы закусочных, старшие бухгалтеры и все в этом роде. Добродушные люди, по-своему довольно умные, но не очень сведущие в других областях. Казалось, Элли пользовался их любовью и уважением. Когда он отозвался обо мне как о «известном авторе и издателе», собравшиеся стали взирать на меня со смущающим благоговением.
После церемонии представления Элли провел меня в помещение, напоминающее контору, и усадил во главе длинного стола. Затем, расставив в стратегических местах бутылки, он сообщил мне, что все идет отлично, и отправился в гостиную.
Минут через тридцать двери распахнулись, и Элли ввел группу единоверцев. Они расселись за столом, и бутылки пошли по кругу. Когда комната наполнилась табачным дымом, а джентльмены — крепким бурбоном, Элли перешел к делу.
Последние несколько месяцев, указал он, ложа рассматривает вопрос об основании небольшого журнала или газеты, которые имеются в каждом уважающем себя ордене и которые он обязан иметь, если братья желают высоко нести знамя веры. Запоздание с основанием подобного издания достигло уже того момента, когда стало укором ложе, больше этому нет оправданий. Здесь перед ними сидит один из самых известных в стране публицистов и издателей. Исключительно из соображений дружбы и желания оказать помощь доброму начинанию он (то есть я) согласился приступить к изданию без гонорара... за исключением, конечно, оплаты личных расходов. И для этого требуется лишь, чтобы присутствующие здесь братья, самые уважаемые члены ложи, которые составляют костяк организации, подписали предложение и...
Один из братьев робко покашлял и поинтересовался, сколько, собственно, это... будет стоить.
— Три тысячи долларов, — объявил Элли и, заметив на лицах братьев тревогу, добавил: — То есть так приблизительно оценил расходы мистер Томпсон. Так как, Джим? Мы можем немного их снизить? — Еще один молниеносный взгляд на застывшие в напряженном ожидании лица. — Скажем, тысяч до двух, а?
Я спокойно кивнул, поскольку не давал ему никакой оценки своих мнимых расходов — ни приблизительных, ни точных. И прежде чем я успел еще что-то добавить, Элли поспешно продолжал:
— Итак, две тысячи. Это составит сто пятьдесят долларов с каждого из вас, джентльмены, что в сумме даст тысячу восемьсот, ну а я внесу недостающие две сотни. Пока не будет выплачен заем, нам будет принадлежать право на печатание рекламных объявлений и расходы по распространению — то есть таково предложение мистера Томпсона, и каждый из вас получит пожизненную и бесплатную подписку на журнал. Другими словами, мы будем иметь честь основать издание и быть щедро вознагражденными за...
— Элли, — сказал я, вставая. — Ты не можешь... Я не могу...
— Да, да, конечно, — невозмутимо перебил меня Элли. — Я совсем забыл, что у тебя назначена еще одна встреча. Так что поспеши, и мы увидимся позже.
— Но...
— Можешь не извиняться. Мы все понимаем, — тараторил Элли. — Отправляйся, а я займусь совещанием.
Он действительно им занялся, умело завладев вниманием присутствующих и заставив их забыть обо мне. Неловко помявшись, я ушел. Я не видел иного выхода. У меня еще было время пресечь авантюру Элли, и тогда я с ним серьезно разберусь.
Ожидая его внизу, я все думал, что он предпримет дальше, как он намеревается вытянуть из этих середняков тысячу восемьсот долларов. Наверняка у них не было при себе таких больших денег. И вряд ли, имея весьма скромный бизнес, они могут выдать чеки на сто пятьдесят долларов каждый. Да, в настоящий момент дела у них идут неплохо, но по своему положению они всего лишь мелкая рыбешка. Для таких людей
