двери.
— Я установлю корзину малыша прямо за тобой. У нас в Аризоне такие правила. Дети обязательно должны быть привязаны.
— Мне не нужны правила, чтобы знать это. — Аманда наблюдала, как он закрепляет место для малыша. — Скоро мы попадем на ранчо?
— Чуть больше чем через час. Зависит от движения.
— Он очень голодный, — объяснила она. — Надо бы его покормить, прежде чем мы поедем.
— Мальчик? — У Чейза замерли руки.
— Да.
Он опустил голову и ничего не сказал.
— Его зовут Бартоломью, — добавила Аманда.
— Бартоломью — и дальше? — Чейз медленно поднял голову и посмотрел на нее.
— Дрейк. — Аманда сглотнула. Чейз кивнул и снова отвернулся, чтобы закончить дело. Когда он сел за руль, Бартоломью начал плакать.
— Сейчас выеду отсюда и найду где-нибудь место в тени, — пробормотал Чейз, включая мотор и пуская на полную мощность кондиционер.
Через несколько минут он подрулил к парковке возле отеля недалеко от аэропорта. Аманда с удивлением увидела зеленую траву Отель окружали не кактусы, а высокие раскидистые деревья. Чейз поставил фургон в тенистое место рядом с весело журчащим фонтаном и опустил свое окно. Аманда передвинула орущего Бартоломью на левую руку, а правой попыталась открыть окно со своей стороны. Но оно не поддавалось.
— Подожди. Я открою. — Голос звучал недовольно.
Чейз перегнулся через ее колени и нажал на ручку. Стекло поехало вниз. В фургон ворвался прохладный ветерок от фонтана. Чейз выпрямился, но Аманда успела вдохнуть запах его лосьона после бритья. Мужчины, с которыми она обычно встречалась, пользовались ароматами от модных дизайнеров. Мятный запах недорогого лосьона Чейза в ее сознании был неотделим от безумного наслаждения. Даже слабое дуновение этого запаха возбуждало Аманду. Но об этом он не должен знать, твердо решила она.
— Спасибо, — проговорила Аманда, берясь за пуговицы блузки.
Чейз отвернулся, когда она расстегнула лифчик для кормящих матерей и дала Бартоломью грудь.
Крик младенца немедленно перешел в нежное причмокивание. Свежий ветерок и всплески воды в фонтане несли с собой желанную прохладу, и во время кормления Аманда начала расслабляться.
Она посмотрела на Чейза, уставившегося в окно. Он опирался локтем на дверцу, а подбородок положил на руку.
— Прости, что это свалилось на тебя так неожиданно, — начала она, — но телефонный разговор или письмо казались мне неподходящими для такого сообщения.
— Еще с той ночи ты знала, как связаться со мной, — бросил Чейз, не глядя на нее. — Мы могли бы встретиться за чашкой кофе месяцы назад, если бы ты захотела сказать мне об этом лицом к лицу.
— Правда в том, что я вообще не собиралась тебе говорить.
— Это скверно, Аманда. — У Чейза набухли желваки.
— Но я не знала тебя!
Ее громкий возглас озадачил Бартоломью, он потерял сосок и начал плакать. Аманда снова дала ему грудь, бормоча успокаивающие слова. Когда она подняла голову, Чейз смотрел на нее с такой жаждой в зеленых глазах, что у нее перехватило дыхание.
— Не знала? — повторил он.
Нет, она знала его. Той ночью в грузовике она почувствовала железную волю, с которой ей, вероятно, пришлось бы столкнуться, если бы речь зашла о ребенке.
— Я… я собиралась сделать аборт, — продолжала она.
— Не сказав мне? — очень тихо спросил Чейз. Все его тело будто окаменело.
— Я боялась, что ты попытаешься отговорить меня.
— Ну и что же? — За вопросом, произнесенным ровным голосом, скрывалась стальная нотка гнева. — Я имел право знать, принять участие в решении. Я просил тебя именно об этом, помнишь? Мы обсуждали этот вопрос, и ты обещала мне сообщить, если забеременеешь.
— Ну, как видишь, я не смогла пойти на это. — Она вздохнула и погладила вспотевшие волосенки Бартоломью.
— Когда он родился?
— В тот день, когда ты звонил.
— В день, когда я звонил? — Чейз рывком повернулся к ней. — Но ведь было всего восемь месяцев!
— Он родился преждевременно. Раньше на месяц. Когда я разрешилась, его неделю подержали в больнице. Но теперь он уже наверстал в развитии. — Она не могла сдержать гордости в голосе, глядя на малыша, которого кормила. — Педиатр говорит, что он именно такой, каким должен быть младенец в два месяца.
— Или ты снова лжешь, или он сын кого-то другого.
