- Почему, Ефим? - Я с испугом прислушивался к словам, произносимым президентом, но практически не замечал их. Ничего более меня не интересовало, и все происходящее казалось совершенно нереальным, будто происходящим не со мной и в каком-то странном сне. Я думал о ней, и перед глазами стояли каналы Венеции, в которых садилось солнце. Официанты ловко зажигали свечки на столах, покрытых белоснежными скатертями. Пахло свежевыпеченным хлебом и странное чувство раздвоенности не покидало меня.
- Да ты сам посмотри, - Ефим начал загибать пальцы. - Я его отдал академику, он подленько так начал ему льстить, подыгрывать. Ему надо было скандалить, за проект болеть! Надо было пойти к Борису, к Лене, прямо сказать: академик - мудак, ни хера не соображает, дело стоит, дырки не просверлены! - Ефим торжествующе посмотрел на меня. - А он? Чем он занимался? С этим сумасшедшим жлобом водку пил, академику жопу лизал. Развел политику, группировки какие-то. Кошмар, Бориса даже в комнату не пускали! Это у вас в России было принято начальства бояться, свои партии создавать.
- Ефим, ну что вы, он же помогал все установки автоматизировать, день и ночь работал.
- Листен, Листен, Листен! - Ефим недовольно скривился. - Он твоему любимому академику только вред нанес. Врезал бы ему вовремя, у того глядишь и мозги бы на место встали. А он со всем соглашался. А сейчас? Предать его решил, ноги уносит, подлец!
- Ефим, - я перестал понимать, что происходит, перенесясь из вечернего города, испещренного каналами и мостами на плоский американский континент.- Но вы же его сами перевели к Борису.
- Ну и что? Перевел, да, а он сидел тихо, как мышка, ничего никому не рассказывал, а теперь решил ноги уносить! Готовился, вид на жительство получить пытался, анкетки на розыгрыш посылал! - Ефим передернулся. - И тут, только я его придавить хотел, как он взял и уполз! Ловкий, подлец, как рыба с крючка сорвалась! Вильнул хвостом и удрал, черт его возьми! -Президент начал разочарованно покачивать головой как рыболов, упустивший желанную, жирную добычу, уходящую в морские глубины.
- Он случайно грин-кард выиграл, Ефим, это же лотерея.
- Ничего случайно не бывает! - Ефим взревел. - Он как змея сидел тихонько, почву готовил! А на вид такой интеллигентный! Удрал, как крыса с тонущего корабля, на любимого академика ему насрать! И каков подлец, ты знаешь, это его лучше всего характеризует, - Ефим презрительно посмотрел на меня. - Взял, спиздил объектив, выдрал его прямо из установки и домой унес!
- Какой объектив? - Я ничего не понимал, потому что солнце уже опустилось над Дворцом дожей. Голуби слетались к фонтану, туристы, освещая площадь вспышками фотоаппаратов, пытались запечатлеть ускользающую в будущее историю, и на высокой башне на площади Святого Марка били часы.
- Я тебе расскажу какой! - Ефим покраснел, и руки его затряслись от негодования. - Из установки, которую они с этим жлобом, с Гришей собирали. И ведь, подлец, у меня разрешения спросил, говорит - Ефим, можно объектив домой забрать, он от моего фотоаппарата. Что я ему мог ответить? Хрен с ним, мы Минолту купим, подумаешь сотня долларов… Но мне принцип важен, как он мог его из установки вынуть!
- Ефим, но ведь это же его объектив! - Я вдруг вспомнил, как пылающий энергией Гриша требовал срочно вставить в установку объектив, и Олег разобрал свой старенький, привезенный из Москвы фотоаппарат 'Зенит'.
- Листен, Листен, ты что думаешь? - президент зло сверкнул глазами, и я решил больше не затрагивать эту болезненную тему. - Да этот объектив мне на хер не нужен! И установка эта никому не нужна! Дело в принципе! Ты пришел на работу, ты работаешь, сделал установку. И вот решил сбежать, как ты можешь систему разорять? Он, мерзавец, схватил, выкрутил его оттуда со скрипом, скрежетом, положил в свою поганую сумочку и унес ноги! Это, ну с чем тебе можно такое сравнить? - Ефим задумался, неожиданно лицо его приобрело вдохновленное выражение, и он начал излагать: - Ты представь, ты спаял плату, поставил в нее транзистор, а уходя, пришел, мол, идите вы все к черту, схватил его и вырвал с мясом, так что в плате остались дырки и куски проводов! - Ефим задрожал от гнева и возмущения. - С мясом, как живую плоть! Разбирайтесь, мол, сами, а мне на вас на всех насрать. Нет, он подлый, непорядочный человек. А академика я выгоню!
- Ефим, у него же инфаркт будет!
- Ну и хер с ним, пусть будет! А что я могу поделать, он меня раздражает! - Ефим раздраженно развел руками, фыркнул, повернулся и ушел. .
'Гондолы… - подумал я, вспомнив о ней. - Она сейчас ходит там, у моста вздохов, пахнет кофе, а волны плещутся у причала, звонят колокола и испуганные стаи голубей поднимаются вверх с площади Святого Марка'. -Каким-то странным образом эта мысль успокоила меня, и то, что происходило там, далеко, казалось настоящей жизнью, тогда как безумие происходящего вокруг более не волновало меня.
После поспешного ухода Олега, сунувшего в карман злосчастный объектив, комната опустела. Академик старался не выходить из нее, день и ночь следя за удивительными событиями, происходящими в колбочках. Иногда снизу вверх поднимался один пузырь, стоило немного изменить температуру и уровень возмущений, как бурление становилось хаотичным, сорвавшийся пузырь с газом увлекал за собой новые, они поднимались к поверхности жидкости, вызывая все новые и новые всплески, на экране компьютера проскакивали столбики цифр. Эти цифры напоминали академику об Олеге, который судорожно, последней ночью перед своим уходом заканчивал тайком писать измерительную программу.
В прозрачных склянках происходили удивительные процессы, и академик работал с увлечением, забывая обо всем на свете, выбегая в соседнюю комнату только для того, чтобы налить себе кофе, который он выпивал с бутербродами, принесенными из дома. Ранним утром академик прокрадывался в комнату и закрывал дверь, а ночью торопливым шагом выходил на улицу, вдыхал полной грудью прохладный воздух, садился в машину и выезжал на пустынную автостраду, освещенную тусклым светом придорожных фонарей.
Время от времени он с досадой вспоминал о том, что статья так и не закончена. Он сознательно торопил себя, пытаясь поставить все новые и новые эксперименты, возвращаясь к старым результатам и с удивлением обнаруживая, что масштабы его открытия расширяются, охватывая все новые и новые области.
Билл так и не перезвонил ему, только прислал вежливое письмо с просьбой сообщить экспериментальные параметры, что академик и сделал. Он набирал его телефон несколько раз, но секретарша все время отвечала, что профессор находится на конгрессе или в зарубежной поездке. Несколько звонков другим знакомым также не принесли никакого результата, люди вежливо здоровались, обещали помочь и мгновенно исчезали. Один из них, неоднократно встречавшийся с академиком на научных симпозиумах, вообще отказался разговаривать. Секретарша долго выясняла, кто и зачем звонит, отключалась от линии и переговаривлась с шефом, снова просила подождать, затем взяла телефон академика и пообещала, что ему обязательно перезвонят. Никакого звонка не последовало, и академик с мрачным удовлетворением накинулся на работу, совершенно прекратив свои поиски.
'К чертовой матери! - думал он. - Вернусь в Москву, напишу статью, высплюсь, схожу в лес, и душа отдохнет. И пусть они сидят в своих аккуратных чистеньких домиках, в университетах с зелеными лужайками, пишут, высунув языки, бесчисленные и бессмысленные пухлые заявки на финансирование, с вежливым видом пытаясь подсидеть друг друга и не отвечают на телефонные звонки, если это только не приносит им выгоды. Все равно я не хочу такой науки, это не наука, а фабрика, что-то вроде Пусика, может быть, чуть более приличная и чинная, но отнюдь не украшенная взлетами духа, этой удивительной и магической атмосферой творчества и открытий, прекрасным общением, вдохновением, людьми с красивыми лицами и горящими глазами, от одного вида которых на душе становится тепло и понимаешь, что жить с ними вместе -счастье…
'Ну нет, - академик улыбнулся, - это я от обиды, не так все трагично, ведь хватают же они Нобелей один за другим, пишут учебники, которыми зачитываются студенты во всем свете, ведь едут сюда тысячи и тысячи светлых голов со всего мира: китайцы, русские, англичане, японцы… Просто я стар, мое поколение и его нормы и ценности уходят в прошлое, и надо принимать этот мир таким, каков он есть… Черт его знает… А, может быть, я все-таки прав, и культура начинает постепенно отмирать на теле человечества, как ненужный мозоль. Товар, деньги, товар, подставки, дырки…
А вдруг, если так оно все и пойдет дальше, вся планета постепенно покроется одинаковыми коробками типа Пусика, шарашками, делающими деньги, клепающими железки, выпускающими все новые и новые цветные, объемные, черт его знает какие еще, телевизоры, компьютеры с идиотскими играми. Лет эдак
