— Хорошее хотя бы? — снова спросил Стоев, не скрывая ленцы в голосе.
В ответ он услышал короткий смешок Вейнера:
— Он еще спрашивает? Еще какое! Ты даже не поверишь, что произошло!
— Ты что, жене изменил, что ли? — предположил Стоев самое невозможное. — Ладно, сейчас приеду, расскажешь. — И он повесил трубку.
Вейнер поджидал Стоева в холле и тут же повел в свой кабинет. Не то чтобы он выглядел возбужденным, нет — просто не свойственная ему неловкая торопливость проскальзывала в его движениях.
— Ну что приключилось? — спросил Стоев, когда они вошли, но Вейнер не спешил и сначала усадил Стоева, а потом и сам уселся с другой стороны массивного кабинетного стола.
— Приключилась одна очень даже существенная вещь, к которой мы оба имеем весьма непосредственное отношение, — начал он, стараясь говорить размеренно.
— Я знаю, — перебил его Стоев, — ты записался в мою детскую балетную студию. Не волнуйся, тебе обязательно выдадут пелерину. Ты будешь в ней очаровательным.
Вейнер пропустил шутку мимо ушей.
— Помнишь, — продолжил он, — когда мы встречались прошлый раз, ты высказал мысль, ну, как сказать, что можно использовать память как аналог машины времени, если наделить ее, то бишь память, органами чувств.
— Ну, может быть, — бросил Стоев. — Мало ли что я говорю порой.
— Так вот, я долго думал над этим потом, после нашего разговора. Ну, действительно, что такое реальность, как не то, что мы ощущаем: видим, слышим, осязаем, обоняем, пробуем на вкус? И если научить память всему этому, то, естественно, можно будет возвращаться в свое прошлое и как бы заново жить в нем. В общем, я последние месяцы занимался этой проблемой.
— Какой проблемой? — не до конца понял Стоев.
— Как какой? Созданием препарата, который наделяет память органами чувств. Я не знаю, в курсе ли ты, но последние годы я участвовал в разработке антидепрессионных лекарств, и этот препарат мог бы также найти применение и в этой сфере. Видишь ли, люди, страдающие депрессией, могли бы заново переживать свое детство, молодость, а психоаналитики могли бы подправлять что-то. Ну, в общем, это сейчас не важно… — Вейнер замялся, не зная, как продолжить, —… важно, что в итоге я создал препарат. Последний месяц мы стали тестировать его на пациентах. И знаешь, каков результат? Он действует.
Вейнер встал и обошел стол, присел на краешек.
— Я не знаю, осознаешь ли ты все последствия этого открытия, но поверь мне — они грандиозны. Все, что угодно, вплоть до Нобелевской премии. Это переворот, в науке, в медицине, вообще в повседневной жизни человечества. Я даже боюсь произносить слова, которые хочу произносить.
Стоев слушал молча, но с интересом. Он и предположить не мог, что случайно оброненная им мысль приведет к такому результату.
— Ну и последнее, самое важное, для тебя и для нас… — продолжил Вейнер. — Я сделал тебя моим соавтором. Я знаю, это покажется странным для некоторых моих коллег, ты ведь к науке отношения не имеешь, формально говоря, но мне плевать, пусть удивляются. Твоя мысль дала мне толчок, и так будет честно. Ты должен быть соавтором.
— Спасибо, — согласился Стоев, он хотел бы пошутить, но не знал как.
— Спасибо, — вместо этого повторил он, — это благородно, старик, я тебя всегда уважал за это, за благородство.
Они помолчали, потом Стоев спросил:
— Ну и как выглядит твой препарат?
— Это простая таблетка, время действия около двух часов, хотя можно создавать различные дозировки. Вот и все.
— И что пациенты? — снова спросил Стоев.
— Препарат работает весьма эффективно. Пациенты проживают отрезок своего прошлого — один, например, все время ест пирог, который готовила бабушка. Бабушка давно умерла, конечно.
— Он не толстеет, от пирога-то? — бросил Стоев, и Вейнер засмеялся.
— Это мне в голову не приходило, надо проверить. Ну а если серьезно, все это вызывает у пациентов массу положительных эмоций, что позитивно сказывается на здоровье. — Вейнер на мгновение замешкался. — У меня все же есть небольшое опасение. Я боюсь, что у части пациентов может развиться зависимость от препарата типа наркотической. Я предполагаю, что не у многих, у процентов шести-восьми. В любом случае мы будем проверять, испытания только начались.
Вейнер замолчал, он поймал на себе взгляд Стоева. В нем был хитрый прищур, в этом взгляде.
— Дай таблетку-то, — сказал Стоев интонацией, далекой от простой просьбы.
Вейнер не понял перехода и потому сразу не ответил. Когда же понял, отрицательно покачал головой.
— Ладно тебе, старик, — повторил Стоев. — Кончай, давай таблетку, я тебе потом все свои ощущения перескажу, для науки ничего не жалко.
— Нет, я не могу, — начал было Вейнер. — Я не имею права давать препарат посторонним.
Стоев улыбнулся.
— Какой же я посторонний? Я ведь соавтор, правильно?
— Да, да конечно, — тут же поправился Вейнер. Ему стало неловко за «постороннего». Он снял очки, протер, снова надел.
— Ну, да, — сказал он, — наверное, я могу ввести тебя в исследование, что-нибудь типа одноразового тестирования. Хорошо, но потом ты должен будешь заполнить все анкеты и поговорить с психоаналитиком. Договорились?
— Валяй, валяй, — согласился Стоев, глядя, как Вейнер отпирает сейф,
— конечно, поговорю.
— Я тебе даю одну таблетку. Вот тебе формы, не забудь заполнить их. На следующий день, как примешь таблетку, позвони, я назначу встречу с психоаналитиком. Ну и расскажешь, что ты там видел. — Вейнер улыбнулся.
— Спасибо, старик. — Стоев поднялся с кресла, — искренне признателен. Конечно, все поведаю, ничего не утаю. Я, правда, должен завтра уехать, так что подожду с таблеткой до возвращения, чтобы кайфа себе не ломать. Но, как вернусь, тут же испытаю и сразу тебя извещу. Лады? — Вейнер кивнул. — Ну, давай, Вейнерчик, лапуля, долби этот, как его. А я тебе, глядишь, еще идеек подкину. — Стоев направился к выходу, но задержался у самой двери.
— Слушай, — сказал он, — а ты сам принимал свой препарат?
— Я? Зачем мне? — Вейнер опешил от такого вопроса.
— Ну, как же, интересно ведь. И открытие свое испробовать и, вообще, интересно, как там, в прошлом.
— Не знаю, — Вейнер задумался, — ты прав, наверное, интересно, но не уверен, надо ли мне…
— Вечно ты не знаешь, — перебил его Стоев. — Скучный ты какой-то, стариканище. Про женщин — «не знаю», про выпить тоже всегда «не знаю», даже траву небось никогда не пробовал. Чего ты в жизни-то своей знаешь? Даже сейчас. Изобрел, сам говоришь, революционное, эмоции положительные, людей уже пичкаешь, а все — «не знаю». Не уверен я в тебе как в ученом и как в мужчине тоже не уверен, — заключил Стоев с улыбкой, хлопнул Вейнера по плечу и, сказав: «Ну, давай, старик, я позвоню, как договорились», вышел из кабинета.
— А может быть, он прав? — проговорил вслух Вейнер, — может быть, было бы правильно попробовать, хотя бы с научной точки зрения. Да и в прошлом интересно оказаться, маму увидеть… — уже неслышно выдохнул Вейнер, подходя к сейфу.
Стоев вернулся в Берлин через две недели и на следующий день отключил телефон, лег на диван и принял таблетку, запив ее минеральной водой. Он не провалился, а, скорее, ушел из одной реальности в другую, известную только ему одному, а потом, очнувшись, так и пролежал остаток дня на диване с открытыми глазами, думая о чем-то, невнимательно отслеживая взглядом расплывчато шевелящиеся тени на сером от сумерок потолке.
