Там хрустальный паук соловьиную трель
ткет из вечера в творческом сладком угаре.
Этот мир. Он возник из цветочной пыльцы.
Там любой еле видимый штрих - совершенство
Там любовь выдыхают-вдыхают жильцы,
там змеится-струится из почвы блаженство.
Светит-греет добро вместо солнцев и лун,
водопад восхищенно поет 'Аллилуйя'.
Там бессмертный мужчина вневременно юн,
полногрудая женщина тигров целует.
Там прикованы зависть и злоба к скале,
утомленно трепещут дриады на ветках,
и на чашах цветов - как нектар - крем-брюле
и фруктовый кисель в приснопамятных реках.
Чешуится прибрежный жемчужный песок,
Божий лик отражается в зеркале магмы.
Вам туда не войти. Мир закрыт на замок.
Ключ - у грешной поэтки - у меня в диафрагме.
* * *
Ты чиркнул авторучкой по листу,
ты оцарапал белизну покоя,
родился штрих, бегущий в высоту,
В пучину неба или за тобою.
Твой штрих похож на линию руки,
на стебель розы, на изгиб улыбки,
на нерв,стучащий в потные виски,
на спинку маленькой волшебной рыбки.
Твой штрих - пушинка с птичьего крыла,
уздечка фаллоса, морщинка с горя,
диаметр пистолетного ствола,
ресничка солнышка на Черном море.
Он - лучик неприкаянной звезды,
кусочек буквы, составная взгляда,
рябинка на поверхности воды,
модель вселенной в нитях звукоряда.
* * *
1.* Я на фоне старинных песочных часов
2. В темнортутных трюмо непрерывно страдаю.
3. Своего Авраама встречаю с полей.
3. В черной зависти к Лие дрожу каждый вечер.
3. Иоанна Крестителя голову жду
на кровавом серебряном праздничном блюде.
3. Покрываю землей брата бедного прах
не боясь запрещения дяди Креонта.
3. Первой видела я Воскресенье Христа
и теперь покидаю пределы Магдалы.
3. Управляю Египтом, с Антонием сплю.
3. Горько плачу о гибели Игоря-мужа,
подавляю восстание дерзких древлян.
3. На Руанском костре умираю в мученьях
3. Аввакуму-раскольнику письма пишу,
От Вольтера-француза принимаю советы.
3. За Давыдовым еду в сибирь, в рудники.
3. В знойном августе в Ленина целюсь коварно.
3. В пансионе с восторгом рыдаю стихи,
а потом эммигранткой стреляюсь в Париже.
3. В середине столетья, спасаая бойцов,
санитаркой ползу по кровавой равнине.
3. Клич услышав, руками пашу целину.
3. Улетаю в июньский таинственный космос
в серебристо-волшебном ' Востоке-6'.
3. Красоту продаю у валютного бара.
3. Овощами торгую по найму у черных.
3. Подаянье прошу в переходе метро.
4. Это я. Зеркала - лишь песчинки времен
5. в перевернутой или нетронутой колбе,
6. в перевернутой или спокойной земле,
7. в перевернутом или нетронутом небе.
-----------------------
* - нумерация строк
* * *
Я не буду прощаться с вчерашними днями. Я прошедшее время зачеркнула презрительным взглядом. Я с орбиты сошла, передернув плечами, Я покинула сферу, улизнув с озорным звездопадом.
Я ушла из народа, из дома, с работы, где служебным очкариком числюсь в отекшем реестре; по дороге рассыпав конторские счеты, перепутав костяшки и звезды в играющем ветре.
Я сбежала от мрачных, удушливых улиц, от остывшего мужа, пригвожденного пылью к дивану. Золотистой дождинкой - стремглав - в звездный улей, многоцветной кометой - в игротеку вселенской нирваны.
Я исчезла как заяц от жизни зеленой, не желая продуться в печатью крапленые карты. И на звездном ветру обернувшись Аленой братца-ангела в щечку целую, дрожа виновато.
* * *
Ночь одевает белый фрак в прихожей,
стреляет в потолок оранжевым зонтом.
Два дня, задев друг друга теплой кожей
расходятся, шурша заплаканным листом.
Обречены мечтать о новой встрече
и знать - ее отнял Космический Закон.
И зажигать на память в храмах свечи
в заутреннем немом разломе трех времен.
Что делать нам, простившимся до лета,
когда весна в сентябрь дождем перетекла?
Переродиться в дни и до рассвета
сгореть, не расцепляя два крыла?
* * *
В абсолютной глуши, позабывшей рассветы и зори, где грибы и деревья зловеще нахмурили брови, колокольца и рубища сбросив в траву, лепрозорий занимался земной, беззаконной и дерзкой любовью.
Язва к язве. Стон к стону. Бездонный тоннель поцелуев, оголенные нервы и боль, уходящая в сладость, и высокие чувства, рожденные заново всуе возносились на небо сквозь ярый восторг и усталость.
И беспалые руки молили мгновенье продлиться, поднимаясь как пламя в кровавом горниле заразы. И на белых останках лица чуть дрожали ресницы извергая кипящие слезы слепого экстаза.
Непокорная жизнь, задыхаясь от медленной смерти устремлялась в подполье, в Ж и в о т , в Материнское Чрев Прорастала... И вот появлялись здоровые дети. Их крестила росой Неперочная Дева.
* * *
Когда часы родят очередной апрель
друг в друге растворит нас пламенный покой.
Оставив на земле дар мысли, память, речь
мы выйдем в небеса сквозь первый поцелуй.
Осталось подождать ничтожных полчаса .
Но время утекло, рассыпав свой песок,
На пенсию в леса кукушек отпустив,
сдав стрелки не за грош в металлолом, в утиль
Как на подрамник холст - на вечность полчаса
натянуты, а мы, застывшие в плену
вмерзаем в тишину, в растерянность, в янтарь
дышать не перестав и не закрыв глаза.
* * *
Этот город, окованный красным гранитом
мною выдуман в черном пространстве открытом.
Там безжизненным глазом моргает закат
