сказал он.
Глава V
Первой мыслью была 'Провокация!' То, о чем предупреждал Иван Павлович Товстуха. Он стоял перед ней в черном сюртуке, белый шелковый шарф, оттенял смуглость лица, глянец набриалиненных волос.
- Добрый вечер, доктор Менцель, - медленно произнесла она и двинулась вверх к отелю.
- Нам сюда, - он мягко взял ее за локоть и повел вниз к главной улице. - Разве вы не Надя? Надя со странной фамилией Алли-лу-ева. Впрочем, для русских эта фамилия, наверное, нестранная. Подожди, не говори ничего. Мы уже близко от кафе. Сядем, ты меня разглядишь и вспомнишь.
- Я уже вспомнила. Богородское. Торфяные разработки. Шестнадцатый год. Вы были пленным. Вас зовут...
- Эрих, - подсказал он.
- Здравствуйте, Эрих, - она остановилась, откровенно разглядывая его лицо в свете фонаря. - Вы очень изменились.
- Прошло четырнадцать лет, а ты...
- Но это 'Здравствуй' осталось прежним без вэ и с раскатистым немецким эр. Какой странный случай.
Они подошли к кафе и к ним тотчас бросился метрдотель, провел к столику. 'Как раз под горелкой, даме не будет холодно'.
Метрдотель отодвинул для нее стул.
- Нет, этой чести я вам не уступлю, - сказал ему с улыбкой Эрих и помог ей сесть, ловко пододвинув под нее стул.
Сел напротив.
- Ты сказала - странный случай. Нет, это странный век. После работы с торфом я попал в чешский корпус, воевал на Урале, остался жив и вернулся на родину. Ты любишь Дворжака? Он любил железную дорогу и все, что с ней связано. Несколько лет моя жизнь была сплошной железной дорогой. Ты голодна? Советую форель. Этот оркестр, что ты слушала, не очень хороший. Они приезжают из Карловых Вар, так по-чешски называется Карлсбад, а Мариенбад, где нас с тобой свела судьба, по-чешски - Марианские Лазни, - он говорил без остановки, слова так и сыпались, при этом он сидел очень прямо и не сводил с нее глаз.
- Вы меня не гипнотизируете сейчас?
- О нет! Зачем? Я и так многое о тебе уже знаю, вернее понимаю. Под гипнозом ты говорила по-русски.
Она вздрогнула.
- Нет, нет, не беспокойся. Никаких тайн ты не выдала. Но сначала я подумал, что ты - русская шпионка. Я ведь узнал тебя сразу. Разве можно тебя забыть? Твои глаза, твои волосы, твои брови и эту расщелинку между передними резцами? Я был очень долго влюблен в тебя, я мечтал о тебе, как истинный Вертер. Ты помогла мне не умереть, не погибнуть, вернуться домой. Ты хочешь, чтобы я говорил о твоей болезни сразу?
- Нет. Потом. Я хочу красного вина, мы должны выпить за нашу неимоверную, необъяснимую встречу. Я ведь приехала в Карлсбад и не собиралась сюда, а потом доктор Стары посоветовал, я не собиралась следовать его советам, но вдруг села на поезд и приехала...
Метрдотель налил в его бокал немного вина, он попробовал, кивнул; метрдотель разлил вино в другие бокалы.
- Хорошее, старое, немецкое рейнское вино, но тебе можно только один бокал.
- Почему?
- Потому что сегодня ты приняла много кофеина, - очень легко сказал он. Поднял бокал, посмотрел его на свет. - Оно такого же цвета как твоя брошь. Кстати, откуда у тебя чешские гранаты? Они тебе к лицу.
- Это старая семейная вещь.
- А камешек в кольце выпал, когда тебя ударили?
- Да. Когда меня ударили.
- Муж? Любовник?
- Муж.
- Он тебя часто бьет?
- Один раз.
- Как твой брат? Я помню он приезжал к вам, хороший юноша.
- Он болен... Психически.
- Ах так... А сестра? Ее звали Анна, не так ли?
- Да, Анна. С ней все хорошо.
- Ты замужем?
- Да. Я замужем, и у меня трое детей.
- Ты говорила - двое.
- Третий - пасынок. Сын моего мужа.
- Я понял. Сколько ему лет?
- Двадцать три.
- Ты хорошая мачеха? Впрочем, глупый вопрос. Раз ты сказала трое детей - значит, хорошая. Тебя не смущает допрос?
- Нет, мне с вами почему-то легко.
- Легко? Но ведь у тебя есть тайна. Она спрятана очень глубоко, я мог бы узнать ее, но я пощадил тебя, а, может, себя. Я не хотел узнать ее против твоей воли. И не стану этого делать, поэтому мы с тобой здесь. Ты можешь быть спокойна и доверять мне. Я - друг. Друг, который когда-то тебя любил. Ты помнишь тех баб, которые работали с нами?
- Конечно.
- Знаешь, нас привезли на рассвете. Они уже работали, черные, огромные, я не сразу понял, что это женщины, а когда услышал их голоса и понял, то подумал - какой ужасной должна быть страна, где такие женщины...
Метрдотель стоял в отдалении и не сводил с них глаз.
- ... мы должны заказать, он идет. Вот карта. Нет, вот для тебя.
- Какая разница?
- Ты не знаешь? Эта называется 'дамской', в ней нет цен, чтобы не смущать даму... да, я подумал так о твоей стране... Это оказалось правдой, но люди, люди - перфектные. Столько хороших и добрых людей в ужасной стране! Абсурд. Ты была лучшей. Да, да. И не только хлеб и молоко, которые ты нам приносила, ты была как... как... золотой луч. И странно - это чувствовал не я один. Я - понятно. Я был влюблен и, кроме того, люди вообще для меня имеют цвет, но тогда в этих черных торфах все пленные чувствовали твой свет. Он замолчал и, поглаживая подбородок, молча смотрел на нее. В кафе, окна в которое были распахнуты, тихо замирал джаз; глухой ритм контрабаса.
- Ты любишь своего мужа? Какой он?
- Он... простой, добрый, скромный, очень скромный, не умеет скрывать своих чувств. Вспыльчивый... Очень обаятельный... когда хочет. Женщинам очень нравится. Любит детей, и они любят его. Очень хорош в застолье...
- В застолье?! Я слышал у вас голодают. Хорошо, но мы не должны голодать. Что ты выбрала?
- Я не хочу есть.
- Я так и знал. У тебя нет лишнего веса. Тебе надо есть рыбу, понимаешь, рыбу, фосфор, много артишоков, ты знаешь, что такое артишоки? Не знаешь, я покажу, много кольраби... козье молоко, у тебя что-то с кишечником, ты очень запущена... ты не любишь жаловаться? Да. Вообще не любишь: ни на здоровье, ни на судьбу. Но ты почти инвалид. Ты сильная, я могу не делать реверансов. Ты очень сильная, ты можешь только сломаться, но не согнуться. Профессор Стары фроппирован, я не фроппирован. Я знаю, как помочь. Массаж. Да, обязательно массаж и не быть одной. С собой тебе плохо, и это очень плохо, что с собой тебе плохо. Вот рыба, ты должна ее съесть, она без костей. В отелях дают много киедликов, это экономно. Киедлики есть не надо... Приятного аппетита.
