сумели решить ни одного важного вопроса, не наметили плана действий, не поделились мыслями насчет какой-нибудь общей цели. Коллектив был крепкий, перспективный, потенциальные возможности имел богатые, да и запал присутствовал, а вот никак не удавалось организоваться во что-то цельное и завершенное. Например, в боевитую ячейку или ударную группу, которая могла бы творить великие дела на пользу всем. И не хватало-то всего лишь малости, последнего штришка, аккорда заключительного! Начиналось хорошо, с надеждой на успех, как в первые мгновения атаки. Но потом коллектив разваливался на глазах, словно цепь наступающих под огнем вражеских пулеметов. Казалось, только что товарищи шагали плечом к плечу и даже шаг чеканили, и вдруг - никого. По кустам, по канавам, по темным закоулкам, как последние дезертиры...
И все-таки польза от встречи была. Люди познакомились, наметились лидеры, подготовилась почва. Хотя, на кой черт знакомиться, если и так друг друга знают, как облупленных?
Нет, польза была. Люди познакомились поближе, забродили какие-то идеи, усилились сектантские настроения... Стоп. При чем здесь это? Из них такие же сектанты, как из кокоток монахини. Один Газунов чего стоит. Красный, налитой, как яблоко, и до спиртного сверх всякой меры. Сектанты люди бледные, пожелтевшие от ночных бдений, озаренные небесным сиянием, а эти? Тоже, впрочем, бдели всю ночь, может, что-нибудь и выбебдят. Не сразу же. Время надо. Как говорится, брага сначала должна дойти, а уж потом...
Виктор ввалился в комнату, разделся и подошел к открытой форточке свежий воздух влиял благотворно. Конечно, польза от встречи была, просто сейчас не сообразить, потому что голова кружится, да и ноги не держат. Нелегка жизнь разведчика, но судьбу не выбирают.
Виктор уже не сомневался, что выполняет секретное задание. Не важно чье, не важно какое - придет время, и все выяснится. Сейчас главное, что он не просто какой-то там Витя, а тайный агент с особыми полномочиями. Определенно это так. Не станут же забрасывать в такую даль кого ни попадя. А в том, что он находится в далеком мире, Виктор был и вовсе уверен на сто процентов. Слишком много здесь такого, с чем он никак не может согласиться. Любой абориген уже давно привык бы к родному окружению, считая его единственно возможным. Виктор же почти во всем усматривал абсурдность, и не был исключением. Частенько становился свидетелем того, как изумленно расширялись глаза товарища, и тот, понизив голос, искренне недоумевал по поводу обыденного факта, взятого из жизни. Верный признак, что этот человек, наверняка, агент, но только неизвестно чьей разведки. Жить на чужбине трудно, и потому агенты иногда срывались и, забыв об осторожности, в открытую ругали то, что им не нравилось. Потом, конечно, голос разума брал верх, и люди замолкали, делая отсутствующие лица. Сегодняшняя вечеринка еще раз подтвердила данную гипотезу. Под действием спиртного многие расслабились и говорили то, что думают, и это не соответствовало тому, что они говорят, пока трезвые. Вот в чем ценность прошедшей трапезы - не так уж безнадежна оппозиция!
Виктор закрыл глаза и позволил себе немного помечтать. Возможно, не так далек тот светлый день, когда они вновь соберутся вместе, сядут в кружок и, приветливо улыбаясь, откроют свои карты. Честно поведают, как нелегко приходилось каждому на нелегальной работе, а затем, взявшись за руки, пойдут босиком по росе куда-нибудь за горизонт, откуда будет вставать ласковое солнце...
Но Виктор себя одернул. Не время распускать сопли, когда вокруг такая напряженная обстановка. Пока что его мечты нереальны, и он не имеет права поддаваться даже минутным слабостям. Не этого ждут от него свои. Быть может, скоро, рискуя жизнью к нему выйдут на связь, а он... Надо зажать нервы в кулак и готовиться. Не исключено, что прибудет курьер, которому потребуется убежище.
Виктор с сомнением осмотрел комнату. Куда он его разместит? А вдруг курьер явится с поклажей и сдуру сунется прямо в общежитие? Его же заметут на вахте! Отведут болезного к воспитателю, а там... Он же, наверняка, неопытный, местных условий не знает, без надежных документов, без прописки, но с чемоданом, в котором может быть все, что угодно! Хорошо, если догадается закопать чемодан в лесу, а у воспитателя прикинется каким-нибудь придурком или пьяным. Тогда, конечно, пронесет. Только откуда курьеру знать, что такое общежитие? Он и комнат-то таких никогда не видел. Это аборигены думают, что здесь можно жить, а в родном мире Виктора полагают иначе. С чего бы тогда Виктору было так неуютно в этой конуре? Уж десять лет живет, мог бы и привыкнуть, ан нет - не получается.
Виктор со вздохом прислонился лбом к холодному стеклу. Напротив светились окна общежития работников гражданской авиации. Рядом стояло общежитие какого-то строительно-монтажного управления, а дальше высилась башенка женского общежития железнодорожников.
'Ловко придумано, - подумал Виктор. - Сколько бы курьеров ни прибыло, а всех похватают в первый же день. Никто не проскользнет незамеченным. Страхуются аборигены, понастроили... В этом городе все живут в общежитиях'.
И с этим неприятным открытием Виктор завалился спать.
Глава VI
ВСЕ ЛЮДИ - БРАТЬЯ
Сон был тяжелым, сопровождался частыми ударами сердца, головокружением и невнятными кратковременными кошмарами. Виктор так и не мог понять - спит он или только пытается, иногда забываясь и проваливаясь в какой-то глубокий колодец, который вращался вокруг своей оси с такой скоростью, что Виктора сначала уносило на самый низ, а затем опять выбрасывало на поверхность. Эти взлеты и падения были гораздо утомительнее, чем просто бессонница, но удержаться на поверхности Виктор был не в состоянии, и снова срывался в черную цилиндрическую трубу, мечтая достигнуть, наконец, дна и плюхнуться там в воду, какой бы вонючей она ни была.
Внезапно он открыл глаза и понял, что достиг определенности. Теперь уж точно - либо он спит, либо проснулся окончательно. И то, и другое казалось абсолютно равновозможным. Было темно, и это понятно - конец декабря, и ночи длинные. Было тихо, и это тоже понятно - суббота, все отдыхают. Головокружение исчезло, сердце успокоилось, но и здесь ничего удивительного - организм еще крепкий, с алкоголем справился. Если же все это во сне, то тогда вообще нет проблем с объяснениями.
Ситуация была забавной. Виктор даже находил удовольствие в том, чтобы лежать вот так без движений и гадать: 'Сплю или не сплю?' События последних дней, а также эмоции, связанные с ними, сейчас казались такими несущественными, что Виктор удивлялся, зачем он бегал, как заведенный, суетился, нервничал по пустякам, когда можно было лежать и смотреть в потолок. Глаза постепенно привыкли к темноте, и Виктор стал различать очертания комнаты.
Сверху был потолок. С двух сторон к нему поднимались стены, заметно сужаясь. Странно, что Виктор не замечал этого раньше. Или, может, перспектива исказилась? Темнота, пары алкоголя, потрясения и неприятности - все это могло раззадорить воображение, и теперь кажется, что комната сужается к верху. Очень похоже на крышку гроба. Жутковатое сравнение, но не такое уж далекое от действительности. Он заживо погребен в братской могиле общежития. Комната-склеп, а внутри покойничек. Забавно...
Он попытался повернуть голову вбок и посмотреть, что делается там, но не сумел. И не понятно, почему. То ли не смог, то ли не хотелось настолько, что сам же и отказался от этой затеи. Еще силу воли напрягать... Зачем?
Виктор лежал, смотрел в потолок и дивился своему душевному спокойствию. Может, он и впрямь умер? Сердце не стучит, остановилось. Значит, умер. Как просто, оказывается. Пришел, лег спать и откинулся. Обидно только, что от водки, хотелось как-нибудь иначе. А впрочем, есть ли разница? Все равно в бою со знаменем в руке было не суждено. Ну не напишут в газетах - подумаешь. Не геройская смерть, зато своя. И безболезненная.
А все-таки обидно. Не таким уж крепким оказался организм, не выдержал. Однако переполох поднимется, когда его найдут. Здание-то казенное. Сколько проблем возникнет! На работе сначала не поверят, подумают - очередная хохма. Потом убедятся. Расходы, наверное, возьмут на себя. Начнут собирать рубли, сколотят похоронную команду... Хорошо, что в этом не придется участвовать. Разве что пассивно. Последнее общественное мероприятие. Хорошо.
Интересно, что будут говорить на кладбище? Наверное, что-нибудь нейтральное. Будут стоять на ветру с непокрытыми головами, дрожать от холода и мечтать, чтобы поскорее все закончилось. Да-а, кое-кому работенки прибавилось. Сейчас зима, земля мерзлая. Придется поупираться с лопатами-то. Хотелось бы на все это взглянуть, а заодно и послушать. Вдруг сохранится такое свойство?
Скорей бы уж нашли, а то еще разложение начнется. Большой беды в том нет, но как-то неприятно. Может, т а м тоже по одежке встречают. Или уже надо говорить: з д е с ь? Хотелось бы предстать поприличнее. Чего ж не идут ни те, ни другие?
