- Пока не знаю, командир.
- Попробуйте узнать.
- Я пробую, командир...- Он на мгновение смолкает, потом спрашивает: - У вас кислород в порядке? Шланги целы? Проверьте...
'Ах, какой ты заботливый, штурман... Ладно, спасибо '.
- Проверил. Нормально. У вас?
- В порядке.
- Пока не свяжетесь со стрелком... штурман... пока не свяжетесь...- Он снова вырывается из черного плена и продолжает: - Больше пяти тысяч не набирать...
- Да, командир. Понял, командир. Вы не забыли переключить баки?
Это он забыл. Пилот тянется к переключателю. Потом обессиленно откидывает голову на спинку сиденья...
19
Первой мыслью штурмана, после того как он узнал, что пилот потерял зрение, было дотянуть до Белоруссии. Конечно, оставлять самолет над оккупированной территорией - перспектива не из приятных. Но там была бы хоть какая-то надежда скрыться, связаться с партизанами или пробиться на восток. Теперь этот вариант отпадает.
Пилот не выбросится с парашютом, потому что не захочет оставить в машине стрелка. А он, штурман, один прыгать тоже не станет. Вот и все.
Рассчитать наивыгоднейший режим полета и постараться не дать пилоту потерять сознание - вот все, что еще может сделать штурман. Но если даже пилот сможет продержаться до конца полета - это ничего не меняет. Они обречены. Слепому пилоту не посадить машину. Это и штурман отлично понимает. Даже для здорового человека посадка - самое сложное.
Можешь рассчитывать скорость, высоту, маршрут, экономить горючее, искать попутный ветер, обходить вражескис ловушки, отбиваться от истребителей - все равно приговор вынесен.
Думать об этом не следует. Пока работают моторы, пока пилот не потерял сознание и пока в руках штурмана карта и навигационная линейка, им остается одно - лететь. И пытаться связаться со стрелком.
Штурман испробовал уже все средства - связи со стрелком нет. Возможно, он погиб. Может, ранен и потерял сознание. Может, выбросился с парашютом. Все может быть...
'Ну что ж, - думает штурман. - Я сделаю все, что от меня зависит. И если это даже ни к чему не приведет, я, по крайней мере, буду знать, что держался до последнего'.
Так он разрешил для себя задачу. Не лучшим образом, он это понимал, но что еще сделаешь в его положении?
Звезды становятся ближе и крупнее. Они уже не мерцают, их свет ровен и колюч. Справа, на юге, сияет огромная луна. Луна-помощница и луна- предательница. С ее помощью штурман видит горизонт и может контролировать положение машины. Но она же превращает самолет в отчетливо видимую мишень. Стрелка высотомера подползает к цифре '5'.
- Командир, дайте штурвал чуть от себя, - говорит штурман. - Еще чуть-чуть... стоп! Хорошо, командир. Мы набрали пять тысяч.
- Понял.
Штурман слышит хриплое дыхание пилота. Он представляет, насколько трудно капитану Добрушу вести машину. Здоровый пилот может передохнуть, полегоньку работая штурвалом и педалями и тем самым расслабляя мышцы. Сейчас же он, не имея ни малейшего представления о положении машины в воздухе, вынужден каменно держать то положение штурвала и педалей, в котором застала их команда штурмана. Это в миллион раз тяжелее, чем при полете по приборам. Там есть хоть какие-то ориентиры - стрелки приборов, огоньки лампочек... Сейчас - ничего. Чернота. И боль.
- Командир, прибавьте чуть газу. Еще... Стоп, хорошо!
- Какая скорость? Пилот дышит со свистом.
- Двести восемьдесят по прибору. Путевая триста тридцать.
- Хватит нам горючего?
Хотел бы штурман сам знать это! Если ветер не изменится - должно хватить. Но если он ослабнет или изменит направление... К тому же неизвестно, не пробиты ли баки и выдержат ли они... Но он говорит:
- Да, командир. Хватит.
- Ну... ладно.
Они идут на восток - вот все, что пока знает штурман, Пока они были на боевом курсе, ускользали от прожекторов и зениток, падали, а потом приходили в себя, штурман потерял ориентировку. Теперь ее надо восстанавливать, Каждая минута промедления - перерасход горючего, кислорода, масла...
- Командир, вы сможете подержать режим? - спрашивает штурман.
- Попробую. Штурман берет в руки секстант.
Какую звезду визировать? Ладно, Арктур. Сегодня он хорошо виден, а расчеты по нему менее сложные, чем по планетам. Штурман крепче упирается ногами в пол кабины.
- Дайте крен влево... Стоп! Теперь немножко правой ноги... Достаточно! Режим, командир!
Штурман ловит звезду видоискателем и пускает секундомер. Арктур чуть подрагивает в крошечном пузырьке в центре поля.
Многие штурманы с большим недоверием относятся к расчетам по звездам. Назаров знал таких, которые утверждали, что восстанавливать ориентировку по звездам - все равно что гадать на кофейной гуще. Отчасти страх перед звездами у них был связан с тем, что расчеты по ним действительно сложны, но главное при этом способе недопустима даже малейшая небрежность, иначе можно получить ошибку в сотни километров.
Назаров доверял звездам. В свое время он потратил не один месяц, чтобы в совершенстве овладеть этим искусством, и теперь легко управлялся с секстантом и астрономическими таблицами. Поэтому он терпеть не мог, когда при нем пренебрежительно отзывались о 'звездочетах'.
Пилот ведет машину так, как не вол ее ни один летчик, с которым штурману приходилось летать раньше. Штурман стискивает зубы. Ах, сволочи, что они с ним сделали...
- Промер окончен, командир. Спасибо. Штурман записывает результаты визирования в бортжурнал.
- Как вы себя чувствуете, командир?
- Ничего...
По его голосу штурман понимает, насколько пилоту плохо. Каких усилий стоит ему не сорваться, не потерять голову, управляться со штурвалом, педалями, тумблерами, переключателями... Если бы он мог хоть чем-то помочь пилоту! Если бы они находились в одной кабине или хотя бы имели доступ друг к другу...
Штурман засовывает секстант в чехол и берется за таблицы. Потом прокладывает на карте линию.
- Командир, доверните вправо двенадцать...
- Понял, двенадцать. Следите. Самолет кренится, разворачиваясь на нужный курс.
- Стоп! - говорит штурман. - Так держать, командир.
- Понял.
- Командир, подходим к Сувалкам. Скоро будем над Белоруссией.
Все эти сведения пилоту не нужны, штурман прекрасно понимает. Но он понимает и то, что любыми средствами должен держать Добруша в напряжении. Должен что-то говорить, чтобы тот сосредоточил внимание на полете, а не на боли и слепоте. Если он перестанет напрягать спою волю, свои силы, сознание может незаметно покинуть его, и тогда все расчеты ни к чему...
Поставив точку на карте, штурман прокладывает прямую линию до Минска. Это кратчайший путь. Потом он еще раз уточнит место самолета и проложит такую же линию до аэродрома.
- Доверните чуть вправо, командир... Еще... Хорошо! Маленький крен на левое крыло... Стоп! Держите так, командир.
- Постараюсь. Штурман.
- Да?
- Вы все еще не связались со стрелком?
- Нет, командир. Пока не связался.
- Постарайтесь что-нибудь придумать. И говорите о чем-нибудь. О чем угодно.
Пилот дышит часто и хрипло, слова звучат невнятно. 'Дело плохо', - думает штурман. Если пилот просит его говорить, значит, дело из рук вон плохо. Значит, он сам чувствует, что в любой момент может потерять сознание.
- Командир, вам нужно еще перевязаться, - говорит штурман. - Вы слышите меня? Возьмите бинт из аптечки и перевяжитесь.
- Да. Понял.
20
'Бинт... да, нужно взять бинт, - вяло думает пилот. - Нужно...'
Штурвал жжет руки. Спина одеревенела, а руки и ноги пилот ощущает как часть тела лишь по временам. Мысли путаются.
Пилот немного сдвигает на штурвале правую руку и потом сжимает его еще крепче. Он забыл, что должен был сделать. И эта гнетущая чернота...
'Пилоты, безответственно забывая выключать в полете колеса, допускают перерасход горючего...' Откуда это? Что за чушь? 'Пилоты, забывая...'
Губы пилота растягиваются в непроизвольной ухмылке. Он вздрагивает. Холодная волна ужаса прокатывается по телу: 'Схожу с ума!' 'Пилоты, забывая...'
- Прекратить! - орет он. - Прекратить!
- Командир! Что с вами?! Командир! Пилот приходит в себя. Он пытался сбросить привязные ремни и вскочить на ноги. Тяжело дыша, он сползает по спинке сиденья, медленно расслабляет сведенные судорогой мышцы.
- Командир! - зовет штурман.
- Смесь, - бормочет пилот. Потом говорит более твердо: - Слишком богатая смесь... Надо отрегулировать.
Штурман облегченно вздыхает:
- Простите, командир. Я забыл вас предупредить...
- Ничего...
Пилот забыл отрегулировать подачу воздуха от нагнетателей в смесительные камеры моторов. Это надо было сделать сразу, как только они набрали высоту. Это поможет сэкономить горючее.
Пилот подается вперед и медленно, осторожно регулирует подачу воздуха. Потом переносит руку на штурвал.
- Командир!
- Я слушаю, штурман.
- Вы взяли бинт? Вы перевязались? Ах да. Надо перевязаться.
- Сейчас, - бормочет пилот. - Сейчас... Он поднимает руку и начинает ощупывать борт кабины. аптечка... Вот она. Зачем она ему нужна?
- Вы нашли бинт? - спрашивает штурман. Да, правильно. Бинт. Отчего у него все лицо мокрое и липкое? И шея... Что-то ужасно давит...
- Возьмите конец бинта в зубы! Сильно мешает кислородная маска. Как же он возьмет бинт? Ах, да, надо ее сбросить. Сейчас...
- Командир, просуньте конец бинта под маску! - приказывает штурман. - Вы помните, на какой мы высоте? Пять тысяч! Здесь недостаточно кислорода! Будьте осторожны с маской! Когда же это все
